Травля

Сербинова Марина

Те, кто выбрал убийства, в большинстве своем долго не продержались. Проблема заключалась в том, что людям не нравится, когда их убивают. Они противятся и склонны сами расправляться с теми, кто себе это позволяет. Чтобы заслужить себе право на жизнь, приносить жертвы требовалось постоянно, иначе жертвой становился сам, и даже самые ловкие и безжалостные убийцы-проклятые не могли избежать человеческого гнева, который их все равно рано или поздно настигал. Убивать с такой частотой, с которой требовалось, и не быть пойманным — это не удалось никому. Кто-то продержался дольше, кто-то меньше — но результат был один. Люди все равно их находили и наказывали. Если их не казнили, а изолировали, в тюрьме или психиатрической клинике, и они больше не могли приносить жертвы, то они тоже умирали, но не так быстро, как другие, словно проклятие по-особому относилось к убийцам, как будто благодаря за множественные жертвы. Луи ей сказал, что убийцы — любимчики

проклятия, и в них оно сильнее, чем в остальных. И оно не спешило отбирать их жизни даже после того, как они лишались возможности убивать. Оно убивало само, через них, используя как проводник своей силы в этот мир, к своим жертвам. Так оно действовало, пока проклятые были еще детьми и не знали свое предназначение и, когда уже взрослые, сопротивлялись, не желая убивать по своей воле. Среди таких редко попадались те, у кого хватило сил побороть свою склонность к насилию настолько, чтобы не совершить ни одно убийство. За редким исключением, срывались рано или поздно все. Перебороть это, как и тягу к размножению, было почти невозможно. Лишь избранные, обладающие исключительной волей и более сильным даром, чем у других, могли этому воспротивиться.

Были и такие, кто прожил жизнь и погиб, так и не узнав, что к чему, не получив ответы на свои вопросы о том, что происходило с ними и их жизнью и почему. И поэтому с некоторых пор появились такие, как Луи, наделенные большим могуществом и силой, чем остальные, и становились главой, находя и объединяя всех проклятых в клан, посвящая в тайны их рода и контролируя.

Дар — отдельная тема. О нем Кэрол тоже кое-что успела узнать. Он был до того, как на род ее наложили проклятие, и именно он и был причиной. Он есть у всех из рода, без исключения, но у кого-то сильнее, у кого-то слабее. Этот дар — необыкновенная сила, связывающая их с иным миром, миром мертвых. Со смертью. Сила, позволяющая не только общаться с тем миром и его обитателями, но и повелевать ими. С общением Кэрол уже все было ясно, а вот что значило «повелевать», как именно и для чего, не знала. Луи не желал отвечать на ее вопросы о даре и его возможностях, а когда она настаивала, обрывал контакт или упрямо переводил тему на проклятие. О нем он говорил с гораздо большей охотой, на нем делал акцент, придавая большее значение, чем дару. Кэрол это не нравилось, и она прониклась к нему еще большим недоверием и подозрительностью. Она была уверена — Луи не хочет рассказывать о нем и его возможностях именно потому, что этот дар — то, что могло им помочь воспротивиться проклятию, помешать, возможно, даже победить и уничтожить. Ей хотелось в это верить. Надеяться. Этот дар позволял им увидеть или почувствовать приближающуюся смерть, очередную жертву проклятия, и тем самым давая возможность предотвратить. Как Патрик видел и предотвращал смерть отца, не позволяя туману его забрать. И именно этот дар давал возможность отбирать у черного тумана его жертвы, освобождать их и возвращать к жизни, которая не должна была прерваться, пусть и не к той жизни, которая была, а уже к новой, в виде нового рождения. Как она вернула Эмми, которая заново родилась и теперь была ее крестником и собственным братишкой Эрни. Кэрол знала — в этом даре невероятная сила. И эту силу проклятие побороть не могло — доказательство тому то, что она отбирает у него его жертвы, а оно не может их удержать. Выходит, что она и ее дар сильнее его. Но, к сожалению, даже если проклятие не могло воспротивиться ее дару, оно вполне могло ее запросто убить. И убило бы уже, не носи она ребенка, еще одного проклятого. Или благословенного, который защищал ее пока своим светом, не позволяя проклятию до нее добраться, который, возможно, исцелял ее раны, тронутую смертью плоть, когда туман пытался ее остановить и помешать забрать своего пленника. Или они сами заживали. Кэрол еще не знала, кто в ее чреве — проклятый или благословенный. В любом случае, как только она родит, туман ее убьет, не дожидаясь уготованной ей смертной казни. Она сама это спровоцировала, Патрик ее предупреждал, что если она попытается кого-то вырвать из черного тумана, он ее убьет. Но какая разница, если она все равно уже обречена на скорую смерть? Проклятие уже исполняло свой приговор, определившись с ее смертью в виде казни, как она и предвидела, что с того, если оно не станет теперь дожидаться и убьет ее немедленно после рождения ребенка? Кэрол без колебаний отдала время, которое могла бы прожить до момента казни после родов — его было совсем немного — ради того, чтобы освободить и вернуть к жизни тех, кого любила и тех, кого невольно погубила своим проклятием. Она освободила уже Куртни и Даяну, Кейт и Мэг Блейз и их брата Френка, Мадлен. И даже Розу Дэй. Она почти вытащила Эмили, которая была инвалидом при жизни и погибла под колесами машины, и вытащила бы, если бы не разбудили.

Но она снова за ней пришла. Раны зажили, и Кэрол вернулась, чтобы завершить начатое.

Она замерла в ожидании, стараясь не двигаться, равномерно и глубоко дыша.

Черный туман проникал в рот и ноздри, затрудняя дыхание, душа ее, но она оставалась спокойной. Она испугалась только в первый раз, теперь она знала, что это всего лишь способ ее остановить, запугать, прогнать, а задушить на самом деле он не может. Ребенок в ее чреве охраняет ее от смерти. Пока. Нужно было не паниковать, а просто оставаться на месте и ждать Эмили. Туман пытался заглушить ее голос, но Кэрол уже убедилась, что ее голос, ее дар сильнее. Она будет услышана пленниками этого ада, и тот, кого она зовет, придет, несмотря на все попытки неведомой зловещей силы помешать. А потом начнется самое трудное.

Но вместо того, кого она ждала, из темноты вдруг показались налитые кровью глаза. Кэрол улыбнулась, вспомнив, как преследовали они ее в детстве и какой ужас наводили. Она думала, что это какой-то монстр. Теперь она их не боялась, зная, что в этом тумане у нее глаза выглядят так же. Этим здесь проклятые отличались от обычных жертв — светящимися в темноте кроваво-красными жуткими глазами. Хотя она совсем не была уверена в том, что тот, кому принадлежали именно эти глаза, на самом деле не являлся монстром.

— Привет, Луи! — с трудом выдавила она. — Даже не пытайся. Ты меня не остановишь.

— Ты должна прекратить.

— Я не прекращу. Я уже говорила.

— Но ты себя убиваешь!

— Я уже почти мертва, Луи.

— Почти! Я спасу тебя, обещаю, только прекрати это делать!

— Я не верю тебе. Ты не можешь меня спасти, ты обманываешь, просто пытаешься меня остановить. Но ты не сможешь. Я буду это делать, пока не умру. Я вытащу всех, кого смогу!

— Ты просто не понимаешь, с чем ты имеешь дело. Остановись, пока не поздно.

— Поздно, Луи. Уже давно стало поздно. Уходи, не мешай.

— Мам! Ну ты опять? — из тьмы отделилась маленькая фигурка и такими же ярко-красными, горящими пламенем глазами. — Почему ты не слушаешь меня и Луи? Сколько тебе говорить — этого нельзя делать. НЕЛЬЗЯ!

— Сыночек… привет, родной. Я так скучаю…

— Мам! Зубы мне не заговаривай! Мы с Луи тебя вытащим, спасем, только хватит таскать отсюда души. Этого нельзя делать! Ну почему ты такая упертая?

— Нельзя, чтобы они здесь оставались. А освобождать их можно, даже нужно. Мы с тобой позже поговорим, сынок, увидимся, а сейчас не мешай мне.

— Кэрол!

Она повернулась на знакомый голос и радостно улыбнулась, различив в темной дымке невысокую хрупкую фигурку.

— Эмили! Пойдем! Возьми мою руку, — Кэрол потянулась к ней, внутренне сжимаясь от осознания предстоящей боли и стараясь подготовиться к ней, собирая в себе все силы и мужество, на которые была способна. — Только быстрее, умоляю… Как только я коснусь тебя — как можно быстрее!

— Я помню. Я постараюсь, — девушка кивнула и схватилась за ее руку, со всех сил сжав пальцы.

В тот же миг Кэрол почувствовала, как появилась боль, нарастающая с каждой секундой.

Стиснув зубы, она рванулась прочь, таща Эмили за собой.

— И меня! Забери меня! — раздался вдруг где-то рядом чей-то истошный вопль.

— И меня!

— Меня!

— Меня!

— Спаси!

— Умоляю!

Чужие вопли и стоны, обрушившиеся со всех сторон, оглушили ее, темные тени надвигались на нее, чьи-то руки хватали ее, пытаясь уцепиться, как утопающие хватались за спасательный надувной круг, но Кэрол решительно двигалась вперед, не обращая на это внимания, борясь с давлением, которое обрушило на нее неведомая сила, замедляя ее движения, чтобы помешать, с болью, сковавшей все тело, с жаром и огнем, которого она не видела, но ощущала… Как в кошмарном сне, когда ты хочешь бежать, но не можешь, двигаясь с трудом и очень медленно…

— Я вернусь… еще вернусь… не мешайте… Прочь! Все прочь!

Многочисленные руки исчезли, тени расступились, дав возможность Кэрол двигаться быстрее.

Рядом стонала от боли Эмили, ее стоны быстро переросли в вопли.

— Не могу! Я не могу! Отпусти! — закричала она, пытаясь вырваться, но Кэрол лишь крепче сжала ее руку. Обернувшись, она схватила девушку второй рукой и, упершись ногами, напряглась и со всех сил потянула к себе. Она видела, как разрушается тело Эмили, превращаясь в мертвую, быстро разлагающуюся плоть. Девушка кричала, не в силах это вынести, утратив храбрость и решительность, с которыми пришла на ее призыв. Кэрол знала, что с ней происходит то же самое, и ее терпение тоже достигло предела, она зажмурилась и закричала, но пальцы не разжала, еще больше напрягаясь.

— Тебе это только кажется, у тебя нет тела! Я не пущу! Быстрее, Эмили, помоги мне! Я погибну, быстрее!

— Не могу! Он держит! — вопила та, не только не помогая, но и пытаясь вырваться.

— Давай! Давай!!! — страшный властный крик Кэрол подействовал на нее, Эмили не могла воспротивиться ее воле, как не мог любой мертвый, и, перестав вырываться, схватилась за нее обеими руками и подтянулась, чувствуя, как мясо ее сползает с костей, как рвется и слезает кожа, словно прилипшие к этому черному туману, как к клею…