Тревожные ночи Самары
Шрифт:
Она молчала.
— Гм… Он дал мне ваши ключи.
Он показал Нюсе ключи и снова положил их в карман.
— Что случилось? — вырвалось у нее.
— Я полагал, мадам… Вы что, не знаете о провале группы Шацкого? Впрочем, конечно…
— Вы из ЧК? — равнодушно спросила Нюся и стала так же равнодушно натягивать на плечи кофточку. Даже не отвернулась.
Молодой человек с удовольствием разглядывал ее.
— Что ж, понимаю, понимаю… Но я в самом деле от Гаюсова, мадам. Поручик Гофферт. — Он стукнул каблуками. — Сергей. Тезка вашего покойного мужа, мадам.
— Заткнитесь, — с отвращением сказала Нюся. — Доказательства?
Гофферт достал из кармана сложенную вчетверо записку и протянул Нюсе. Она не двинулась с места.
— Извините, мадам! — он гаерски склонился и подошел к Нюсе. — Прошу!
Развернув бумажку, Нюся прочитала: «Этому человеку верь. Немедленно отправляйся с ним. Это не пожелание и не просьба, а приказ. Б».
— У вас есть сомнения? — спокойно спросил гость.
— Нет, — ответила Нюся, не поднимая от записки глаз.
— Тогда прошу вас. Кстати, мы можем уйти через соседний двор?
Нюся опустилась на стул, задумчиво повертела в руках записку.
— Анна Владимировна, у нас мало времени на раздумья.
— Я никуда не пойду.
Поручик отозвался не сразу. Потрогал царапину на шее, вздохнул. Тихо проговорил:
— Увы, приказы обсуждать…
— Я не вправе? — зло перебила Нюся. — Нет уж, милостивый государь, с меня достаточно.
Полные щеки возмущенно дернулись.
— Мадам! — В голосе послышалась угроза. — Это похоже на предательство.
Нюся вдруг успокоилась. Усмехнулась, отрицательно покачала головой.
— Вот что, поручик. Передайте Борису, что я устала. Нет, лучше так: что я смертельно устала от всего. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. В покое, слышите, вы? В по-ко-е!
С испугом и нескрываемой враждебностью смотрел на Нюсю поручик Гофферт.
— Вы легкомысленны, мадам… — отчеканил он с натужным сарказмом. — Может быть, вы и ЧК попросите о том же?
— Боитесь? — Она с презрением усмехнулась. — Напрасно. Гаюсов знает, что туда я не пойду. Я просто выхожу из игры. Совсем. Передайте ему мои слова. И уходите!
— А мне сдается, что игру вы только начинаете. И рискованную, мадам, предупреждаю вас, слишком рискованную.
Лицо Нюси исказилось.
— Уходите! — крикнула она гневно. — Отдайте ключи!
Гость молчал. Глаза его забегали. Он боялся, видимо, этого крика: соседи!..
— Я подниму соседей, — попала в точку Нюся. — Вы меня плохо знаете, поручик. Ключи!
Рука гостя медленно полезла в карман, а вынул он ее рывком.
Однако в кулаке был зажат вовсе не пистолет, как того ожидала Нюся. Ключи, брошенные поручиком Гоффертом, со стуком упали на стол.
4
В маленькой палате — когда-то она была закутком кастелянши — бился о стены и отражался от них зычный смех красноармейца Никишина, курносого паренька цыплячьего вида, но на удивление густоголосого. И как кружевная оборочка к басовитому громыханию позванивал смеющийся голосок темноволосой красавицы в белоснежном халате — замглавврача военгоспиталя Нины Дмитриевны Ольшанской. Смешил их Ягунин. Лежа на койке с забинтованной до шеи рукой и с марлевой нашлепкой на лбу— стукнулся о мостки, — он «травил»: вспоминал, привирая всякое, эпизоды польского похода.
— Ну, браток, — восхищенно крутил головой красноармеец, вытирая бязевым рукавом слезу, — ну и уважил, гы-гы… Это ж надо… помрешь тут с тобой… Чисто цирк…
— У вас природный дар юмориста, — сказала Ольшанская, продолжая улыбаться. — Будь я не врач, а писательница, я бы имя себе на ваших историях сделала, право. Затмила бы саму Тэффи.
Поскольку Ягунин понятия не имел, что это такое — Тэффи, он смолчал. Спросить не решился: эта изящная дама, сидящая нога на ногу, была слишком похожа на буржуйку. Хотя и врач. Впрочем, в этом вопросе Михаил путался, в точности не знал, куда отнести врачей, профессоров и всяких адвокатов — к буржуйскому или трудящемуся классу.
— Нет уж, — ответил он уклончиво. — Оставайтесь врачом, для нас они на сегодняшний день важнее.
Он заперхал, углом подушки заткнул рот, но грудь еще долго содрогалась от разъедающего ее кашля.
— Кто знает, — переждав, сказала Ольшанская мечтательно, — как еще повернется наша жизнь? Сегодня вы обычный военный, каких тысячи, а через десять лет… И встречу я вас как-нибудь на эстраде, в элегантном черном фраке, в манишке, с бабочкой…
Никишин, не удержавшись, подавился смехом. Он и пытался, да вот никак не мог не смеяться: уж больно смешным представила врачиха Мишку…
Ольшанская взглянула на него с мягким неодобрением, покачала головой.
— Зря вы смеетесь, Никишин, — начала было она. Но не закончила, прислушалась, встала с табурета.
— Все! Тишина! — озабоченно проговорила Нина Дмитриевна. — Идет главный врач. Укройтесь, Никишин! Ложитесь! Вот так…
Дверь в палату распахнулась. Усатый, остробородый старик со свирепым выражением лица не сразу протиснул могучий торс через дверной проем, открытый на одну лишь створку. За спиной главврача маячила медсестра. Опасливо поглядывая на начальство, она подала глазами знак Ольшанской: старик не в духе.
— Гм… Гм… — сердито откашлялся доктор Здановский, придирчиво оглядывая палату и не удостаивая взглядом Ольшанскую, — Как тут дела? Что твой живот? — кивнул он Никишину. — Отпускает язва?
— Мале-е-енько, — простодушно улыбаясь, пробасил красноармеец. — Под утро хватануло чуток, а чтобы очень — не-е-т…
— Угу… — Главврач отвернулся и подошел к кровати Ягунина.
— Ну а твое самочувствие, герой? — спросил он громко и бодро, слегка ощупывая плечо и ключицу Михаила.
— Да уж куда лучше… — заканючил тот, но старик перебил его, раздраженно бросив через плечо Ольшанской: