ТРИ БРАТА

Гордон Илья Зиновьевич

– Расспроси осторожненько, как бы мимоходом, собрали ли уже хлеб, когда и куда собираются отвозить его, если тебе удастся узнать, кто будет сопровождать подводы, – будет совсем хорошо.

– Ладно, Танхум, все разузнаю, – заверила Нехама.

Но понадеяться только на жену Танхум все же побоялся. Поэтому вслед за ней он и сам вышел из дому и, по своему обыкновению, втесался в кучку споривших колонистов, которые в свободное от работы время любили собираться на улице и обсуждать самые последние новости.

– Говорят,

ты завтра в Гончариху едешь? – попытался он подцепить на удочку Боруха Зюзина.

– Кто это тебе сказал? – искренне удивился Борух.

– Не все ли равно, кто сказал? Слухом земля полнится. Хотел я попросить тебя об одолжении.

– А в чем дело? – уставился на Танхума Борух, будто и в самом деле собирался ехать в Гончариху.

– А зачем тебе знать, если ты не едешь? – продолжал разыгрывать Боруха Танхум.

– Дай мне твоих лошадей, я и поеду, – пошутил Борух.

– На своих лошадях я и сам не дурак поехать, – в тон ему ответил Танхум.

– А чем черт не шутит, – может быть, тебе и придется поехать на своих конях. Где Давиду взять лошадей, если не у богатых хозяев?

– Чтобы я свой хлеб да на своих лошадях повез! – побагровев от возмущения, сказал Танхум. – Может, он еще прикажет, чтобы я свой хлеб прямо в рот положил рабочим или кому-нибудь там еще?

– Ну, уж в рот каждый сам себе положит, а вот отвезти тебя и впрямь попросить могут, – поддразнивал Танхума Борух, видя, что задел его за живое.

– Ну, раз так, – снова закинул удочку Танхум, – ты, может, знаешь, когда они собираются вывозить хлеб? Я бы загодя лошадей приготовил.

– Тебе скажут когда.

– Кто скажет?

– Кому надо, тот и скажет.

– Буду ждать, – ответил Танхум и перешел к другой кучке людей – авось удастся там узнать, когда все-таки собираются отправить обоз.

Долго еще толкался Танхум на улице, пока ему не удалось выяснить, что сопровождать обоз выделены проверенные комбедовцы, а лошадей будут брать у зажиточных хозяев. Страшась, как бы и в самом деле ему не пришлось дать лошадей продотряду, Танхум запряг их в бричку и покатил в Бурлацк.

Евтихий и атаман поджидали его. Они не столько хотели спасти хлеб Танхума, сколько испытать свои силы, собранные ими для борьбы с продовольственными отрядами. Горячку, собственно, порол атаман.

– Надо, непременно надо отбить хлеб у большевиков, – наседал он на более осторожного Евтихия.

– Зачем нам рисковать жизнью ради чужого хлеба? – старался охладить его пыл Евтихий. – Лучше сберечь силы, сохранить их на тот случай, если придется защищать свое добро, свой хлеб.

Но атаман ничего и слушать не хотел:

– Бойцы могут разложиться без боевого крещения. Надо им дать понюхать пороху – пусть закаляются, пусть, когда красные нападут на нас, будут хоть немного обстреляны. Ну, а если против нас пошлют крупные силы, – тут уж придется рассыпаться

по балкам и прятаться в камыши. Так или иначе боевой опыт нам не помешает. Да и нападать на большевиков надо всюду, где только возможно.

Атаман убедил Евтихия, который был его правой рукой, что нужно вызвать людей и отправить их на боевую операцию – перехватить хлеб по дороге в Гончариху.

Увидев в окно Танхума, подъехавшего к его дому на взмыленных лошадях, Евтихий понял, что нужда здорово припекла его, если он, всегда такой рачительный хозяин, чуть не загнал свою любимую упряжку.

– Завтра хлеб вывозят в Гончариху! – крикнул Танхум.

– Ты мне одно скажи – хочешь вернуть свой хлеб? – спросил Евтихий.

– Конечно, хочу.

– Ну, тогда мы дадим тебе ружье и несколько человек на подмогу. Выбирайте удобное для засады место и неожиданным ударом заставьте продотряд повернуть лошадей сюда, к Бурлацку… Ну, а мы тут уж разберемся, что к чему.

– Ружье?… – переспросил Танхум.

Он хотел сказать, что и стрелять не умеет, но спохватился – негоже ронять себя в глазах своих заступников.

– Да я и с палкой в руке пошел бы драться, лишь бы вернуть хлеб, – храбрился Танхум.

– Сколько человек будет сопровождать обоз? – спросил его атаман.

– Не знаю, кажется, немного.

– А что ты сделаешь, если вышлют целый отряд? – вмешался в разговор Евтихий.

– А для чего им отряд? Ведь у них и в мыслях нет, что на них могут напасть, – ответил Танхум. – Недалеко от Садаева есть Камышовая балка, вот туда и надо выехать, чтобы подстеречь обоз.

– Ну, добре, – согласился атаман, – я сейчас вызову сюда людей и прикажу поехать с тобой. Подготовься…

Атаман дал Танхуму обрез и предложил поупражняться немного в стрельбе перед выездом на операцию. Он научил Танхума заряжать и разряжать оружие, и тот, выйдя во двор, стал стрелять в ворон, опустившихся на ток Евтихия. Испуганные вороны, шумно замахав крыльями, взмыли вверх, лишь одна упала на землю.

– Попал! – не своим голосом закричал Танхум. Ему хотелось, чтобы атаман видел, какой он, Танхум, меткий стрелок. Ему и в голову не приходило, что в него самого, как в эту вот жалкую ворону, может угодить пуля.

Танхум увлекся стрельбой и не сразу заметил, как ко двору Евтихия подъехали три всадника на хорошо откормленных конях. Они привязали лошадей к коновязи и вошли в дом, где их уже поджидал атаман. Вскоре вошел сюда и Танхум. Прибывшие по-военному козырнули атаману и вытянулись перед ним в струнку. Глядя на них, Танхум тоже вытянулся, но у него это вышло так неловко, что казалось, будто он их передразнивает.

– Вольно! – обронил атаман и, помолчав немного, сказал: – Вам боевое задание: в районе Садаева надо задержать подводы с хлебом. С вами поедет он… – атаман указал на Танхума рукой.