Три карата в одни руки (сборник фельетонов)

Надеин Владимир Дмитриевич

Допускаю, что даже отборные эпитеты не смогли до конца сморить болельщиков «Осеннего сада». В таком случае позвольте налить им до краев граненый стакан свежих, еще не перебродивших цифр.

Белевский консервный завод является достойным представителем плодоперерабатывающей промышленности Тульской области. За восемь месяцев нынешнего года предприятие сварило 1179 тысяч банок повидла при плане 1400 тысяч, надавило 83 тысячи банок натурального яблочного сока при плане 200 тысяч и, так сказать, набродило 124 тонны спиртовых соков при плане… Ах, пардон, я, кажется, сгоряча плеснул через край!.. Никакого плана восьми месяцев для сброженно-спиртовых соков

не существует, так как производство их должно было начаться с девятого месяца, с сентября.

Вы уже, конечно, догадались, почему с сентября, а не с начала плодосбора? Совершенно верно, все тот же круглогодичный отстрел бормотухи. Сверху. Но внизу имеют свой прицел. На Белевском, например, заводе повидло убыточно, его рентабельность минус 84 процента. Натуральный сок дает один процент прибыли. Ну, а три варианта плодово-ягодного обеспечивают 73 процента прибыли. Если бы белевские консервщики свято соблюдали руководящие наставления, то вместо 10 тысяч рублей дохода, предписанного планом, они имели бы 130 тысяч убытка. Но белевцы сделали вид, что они тугодумы, что им не дано своевременно усвоить и осознать благородные помыслы начальства. Они гнали сброженно-спиртовые соки что было сил, и плодово-выгодное откликнулось 287 тысячами прибыли, перекрыв все убытки и преумножив плановые доходы почти в 16 раз.

Да, будут премии, будут ликующие цифры перевыполнения, однако несколькими месяцами позже, на склоне зимы, любители джема смогут утешаться лишь тем, что очереди у винных магазинов продвигаются быстро. В бескомпромиссной борьбе за яблоко раздора безалкогольная продукция в панике отступает по всему фронту. При нынешнем соотношении оптовых цен и реальных трудовых затрат яблоку некуда упасть, кромкак в бродильные емкости.

— Вы говорите о разных яблоках, — пытался вразумить меня один влиятельный товарищ из Центросоюза. — Для нужд консервной и кондитерской промышленности используются плоды высоких кондиции. А на сброженно-спиртовые соки идут падалица, червивка и прочий нестандарт, который и девать больше некуда. Так не пропадать же добру! К тому же из яблок можно делать не только бормотуху.

Насчет возможностей — это трезвая правда. Даже школьникам, которым не дозволено продавать даже плодово-ягодное, известны легкий сидр и романтический кальвадос. Но известны из литературы, а не из яви, так как оба напитка создаются по довольно сложной технологии. А прелесть бормотухи и том-то и заключена, что капиталоемкость необходимого оборудования приближается к цене крупного корыта, трудозатраты напоминают о вахтерах с правом сна, а весь процесс брожения осуществляют бактерии, работающие без выходных, без премиальных и в автоматическом режиме.

Короче, легким сидром от наших яблок пока не пахнет. Так, может быть, обилие бормотухи настояно на трезвости суждений о падалицах и прочем добре, которое грех скармливать свиньям?

Увы, и эта благостная мысль не годится даже на закуску. Более двухсот заводов потребительской кооперации гонят плодово-ягодное, используя для этого ежегодно 330 тысяч тонн яблок. Четыре пятых этого количества закупается у населения.

Что за легкомысленное, если судить по такой статистике, у нас население! И что за странные деревья содержит оно в своих садах! И какая гигантская селекционная работа нужна была для того, чтобы вывести сорта, на которых растет исключительно падалица!

Но нет таких сортов, а мудрое население прекрасно знает вкусы и аппетиты заготовителей. В те быстротечные недели, когда ветви ломятся под тяжестью плодов, а заготовители

маются от нехватки тары, от населения принимают все яблоки навалом и оплачивают исключительно как нестандарт. А по документам все получается замечательно. Это червивые плоды трудно сделать безупречными. А превратить румяное яблочко в нестандарт — пара пустяков. Пара верст по бездорожью.

Если бы я был уверен, что вы не устали от цифр, я бы подлил вам еще пару статистических бокалов. Можно урожая прошлого года, а можно и выдержанных, марочных, многолетней давности. Можно в разрезе районов, можно в объеме областей. Есть некоторые различия в этикетках, но крепость по всюду одна: плодово-ягодное выхватывает из-под носа ценное сырье у куда более дефицитных и, главное, неизмеримо более полезных продуктов. Подминая весь прочий ассортимент, оно пролазит в производственные программы под самыми разными предлогами. Для консервов, мол, не хватает банок — не условных, стеклянных. Для компотов и повидла, говорят, недостает сахара. И это при том, что наши компоты и джемы — самые сладкие на планете. Настолько сладкие, что из одной условной банки можно было бы сделать пять вкусных.

Но давайте не опьянять себя благими пожеланиями! Сегодня плодово-ягодное делают предприятия «Плодопрома», Центросоюза, Минпищепрома, множество колхозных заводов и микроцехов. Изменить это соотношение одними инструкциями невозможно. Для начала хорошо бы нацедить хоть малое: проникнуться сознанием того, что «Яблоневый цвет» и «Осенний сад» окрашивают реальную картину в слишком розовые тона и что финансовое благополучие плодоперерабатывающей отрасли не только покрывает серьезные изъяны, но и тормозит их устранение.

Надо содрать с плодово-ягодного этикетку бюджетного процветания. Надо избавить детское питание и джем, мармелад и компоты, повидло и сухофрукты от финансового покровительства сброженно-спиртовых соков. Иначе суровые распоряжения останутся неслышными, как звон стаканов в подворотне, красивые планы будут брести заплетающимся шагом, а реальные цифры будут по-прежнему выводиться под диктовку бормотухи.

1983 г.

Конверт для зарплаты

Спеленали меня, намылили — все замечательно! Подушечка под головою, подставочка под ногами, вот и лезвие над горлом сверкнуло — сейчас начнут брить. Но тут к моей парикмахерше подошла другая и сказала тихо:

— Месть!

Я похолодел. А в зеркале вижу: глаза у моей парикмахерши тоже растерянные. Бритву в руках вертит, но еще вроде не решается. А подошедшая снова моей на ухо:

— Расплата!..

То есть что я пережил — не описать. Бежать стыдно: все ж таки намыленный. А сидеть страшно: все ж таки бритва у горла. Но сижу, дрожу. А тут моя парикмахерша бритву сложила, сунула в карман и куда-то быстро ушла. Ну, в общем, понятно: шаг рисковый, надо посоветоваться.

Вот, думаю, влип. И главное — за что? И почему таким негуманным способом? И для чего в общественном месте? То есть и я, конечно, небезупречен: по службе имеются недочеты да и личное творчество пора поднять на очередную ступень. Но бритва — это все-таки слишком…

Тем временем пена на щеках засохла, кожу тянет. Сначала щекотало, теперь свербит.

Сколько времени прошло — не знаю, а только появилась вдруг моя мастер, жизнерадостная и веселая. Быстро пену взбила, ловко бритвой прошлась — полный порядок, ни единой царапины. Уже расплатившись и пиджак надев, уже ощутив себя и безопасности, я спросил: