Тридцать дней
Шрифт:
Однажды, когда мне исполнилось сто с небольшим лет, мне вздумалось проявить своеволие. Дело касалось склоки между двумя городами, стоявшими на землях Господина. Он велел мне уладить всё быстро, наказав зачинщиков. Однако я решила сделать по-своему. Возможно, это было опьянение силой, которая переполняла меня, возможно, верой в то, что я для Вайториса нечто большее, чем его временные подстилки. Разбирательство длилось несколько дней, и когда я вернулась в черный замок, гордая собой и проделанной работой, Господин встретил меня улыбкой… холодной, равнодушной. Так он улыбался своим приближенным, которых использовал на свое усмотрение.
— Ты неплохо поработала, мое пламя, — сказал он. — В награду за то, как точно ты исполнила мой приказ, я хочу подарить тебе кое-что. Небольшое развлечение. Тебе понравится, только… — Вайторис остановился, удерживая меня за плечи, — не думай слишком долго.
А затем открыл решетку, закрывавшую вход в каменный лабиринт и втолкнул меня туда.
— Пройди лабиринт, мое пламя, и ты найдешь выход. И не вздумай медлить, Игнис, этот приказ лучше не нарушать. — Всё также насмешливо произнес Вайторис и ушел, оставив меня одну.
Времени на размышления у меня действительно не осталось, как только я вошла в лабиринт. Браннеры поджидали меня в тупиках, в проходах, на пересечении линий. Они нападали из-за угла, впиваясь обжигающими клыками в плечи, руки, ловили за ноги. Мне постоянно приходилось отбиваться и бежать. А когда я добралась до выхода из лабиринта, Господин поймал мое измочаленное, изнемогающее от усталости, тело в объятья и спросил:
— Что ты поняла, мое пламя?
— Приказы моего Господина должно исполнять точно и без промедления, — ответила я, задыхаясь от быстрого бега и постепенно утихающей боли от укусов.
— Верно, Игнис. Ты усвоила и этот урок.
— Да, мой Господин.
— Должна ли ты думать, исполняя мои приказы?
— Мой Господин умней меня, я лишь тень за его плечом.
Но тогда у меня была моя сила, сейчас противопоставить тварям мне было нечего. Однако мы стояли в покоях Вечного, и здесь браннерам не было места. Пользуясь тем, что Вайторис по-прежнему не смотрит на меня, я вновь встала на колени, но не ради позы покорности и вины. Я бросила быстрый взгляд на Искру и отпустила ее. Крыса мгновенно исчезла, спеша спрятаться от пугавшего ее Вечного. Впрочем, он пугал меня, Искра могла просто чувствовать мой страх.
Господин остановился у окна, устремил взгляд в сумрак. Он некоторое время молчал, о чем-то думая. Затем полуобернулся назад, бросил на меня взгляд через плечо и произнес:
— Ты единственная женщина, которая живет рядом со мной столько лет. Я мог бы, наверное, назвать тебя своей женой…
— Жены рожают детей, — помимо воли прервала я его.
— К чему нужен наследник, когда моя жизнь бесконечна? — Вайторис снова отвернулся к окну. — Растить под боком соперника, который однажды устанет ждать, когда отец освободит ему место? Нет, Игнис, ни умирать от руки родного дитя, ни убивать его я не хочу. Дети — это продолжение, мне оно не нужно.
— Мой Господин прав, — смиренно ответила я, вновь склоняя голову.
— Твой Господин всегда прав, мое пламя, — он усмехнулся и, наконец, развернулся ко мне. — Так вот, ты стала мне почти женой, но недоверие между супругами означает конец их брака. Только доверяя друг другу, мы можем существовать рядом, не опасаясь получить удар в спину. Мое доверие пошатнулось. И причиной тому стали не только Грани и твоя беготня от меня. И даже то, как ты выстроила цепь событий, едва не утопив меня, меня, скорей, позабавило. Больше разозлило то, что ты вырвалась из моих рук, когда увидела, что водник гибнет от лап трига. Это может означать лишь одно — твоя игрушка стала тебе дорога.
— Если бы водник умер, я досталась бы тригу, — ответила я. — Их вожак победил в драке за меня, и если бы не Аквей, мое тело бы было осквернено зверем. Я заботилась о себе. Мое тело принадлежит Господину, лишь ты один можешь владеть им. А я сейчас слишком слаба, чтобы противостоять тому, кто сильней меня. Водник был моей защитой, и я не хотела ее утратить.
— Разумный ответ, однако твой крик был полон эмоций. Это не позволяет мне поверить тебе.
Вайторис скрестил руки на груди.
— Итак, я хочу убедиться, что ты по-прежнему послушна мне. — Он приблизился ко мне. — Кому ты принадлежишь, Игнис?
— Я принадлежу моему Господину, — эхом отозвалась я. — Лишь ты Хозяин моего тела и моей души.
— Да, — Вечный кивнул. — Мне принадлежит твое тело, и лишь я решаю, что с ним будет. Ляг на спину, Игнис.
Покорно исполнила приказание, вытянувшись в полный рост.
— Разведи ноги в стороны, — Господин следил за тем, как я сгибаю ноги в коленях, широко разводя их. Вайторис с минуту молчал, глядя на меня, после спросил: — Он уже был в тебе?
— Нет, — ответила я. — Мое тело не знало другого мужчину, кроме моего Господина.
Он кивнул, принимая ответ. После отвернулся и произнес:
— Ко мне.
Дверь открылась. В покои вошли оба стража. Они остановились, склонили головы и застыли, ожидая, что им скажет Господин.
— Кому принадлежит твое тело, Игнис? — снова спросил Вечный.
— Ты мой Хозяин, и лишь ты владеешь моим телом, — отозвалась я.
— Возьмите ее, — приказал Вайторис. Стражники непонимающе переглянулись. — Вы так долго метали о тебе этой женщины, и я хочу отблагодарить вас за верную службу. Делайте с ней, что хотите, сегодня она ваша. — Стражники не сдвинулись с места. Они тоже хорошо усвоили, что прикасаться к игрушке Господина слишком опасно, чтобы позволить себе поддаться желанию. — Я. Хочу. Чтобы. Вы. Овладели. Этой. Женщиной.
Я закрыла глаза, прислушиваясь к происходящему. Как-то не верилось, что он позволит. Даже ради наказания. Мне казалось, что всё закончится, когда стражники приблизятся. Вайторис слишком трепетно относился к тому, чтобы его женщин не касались чужие руки. Он казнил без жалости даже за посягательство на забытых и уже ненужных любовниц, если они всё еще оставались в его замке.
Горячее дыхание на своей груди я ощутила вместе с языком, несмело коснувшемся навершия соска. Распахнула глаза, изумленно глядя на одного из стражников, уже стоявшего между моих ног. Он встретился со мной взглядом, гулко сглотнул и вновь склонился к груди. Кажется, ему было страшно…