Тридцать три удовольствия
Шрифт:
— Это что, шутка? — спросил Корнюшонок, явно не очень уверенный, что сказанное мной — шутка.
Я весело посмотрел на Ардалиона Ивановича и Ларису и промолвил им со смехом:
— Ездан захедан азиз Корнюшонок джехрум-джехруми.
Они в ответ тоже весело рассмеялись, а Тетка, качая головой, повторил:
— Джехруми, джехруми!
Черт возьми, артисты мы были куда лучше, чем в составе у Корнюшонка! Последние отблески надежды угасли в лице режиссера, рывшего другим яму и попавшего в нее. Тут как раз ко времени подоспел капитан Белорусов. Он тоже оказался недурным актером — вид у него был натурально озабоченный и взволнованный.
— Все ваши условия переданы по радио. Связь держим. Надеюсь, что никаких эксцессов между нами не произойдет.
— Я тоже надеюсь на это, капитан, — сказал я. — Я вижу, вы человек благоразумный и уравновешенный.
— Николай Степаныч, это что, правда? — возопил Корнюшонок.
— Что я могу поделать, дорогуша! — сокрушенно развел руками артистичный капитан. — У меня у самого мозги набекрень от всей этой свистопляски. В кино такого не увидишь.
— Павел! Как же так? — крикнула мне Аида. — Ведь ты же говорил мне…
— Замолчи! — зло одернул я ее. — И забудь обо всем. Единственное, чему я подчиняюсь, это великому и всеправедному учению священного корана.
— Неужели ты забыл, что у тебя есть Родина? — с упреком в голосе спросила меня Аида.
— Моя родина — весь исламский мир, — ответил я гордо.
— Я прошу с этой минуты обращаться к нам только с самыми необходимыми вопросами и просьбами, — вмешался Ардалион Иванович. — В случае нарушения наших указов все будут лишены питания. В туалет будете выходить по одному в сопровождении кого-либо из нас. А пока старайтесь расслабиться.
Через час заложникам подали ужин. Они вели себя нормально, переговаривались между собой вполголоса, постепенно смирялись со своей участью. Следующим пунктом программы было наше остервенение. В девять часов вечера Игорь явился в столовую со злобным лицом и произнес, скрежеща зубами, плохую весть:
— Салман Рушди шайтан урмия Ингленд хамадан рандан.
Как и было уговорено, мы после этого известия оскалили зубы, стали потрясать автоматами, выкрикивать названия населенных пунктов Ирана и зло сверкать глазами на заложников.
— Эй, братцы, нельзя ли узнать, что случилось? — испуганно поинтересовался актер Калячинцев.
— Гнилой гроб тебе будет братцем, г-гяур! — так злобно ответил Ардалион Иванович, что бедный актер позеленел.
— Резайе абадан, резайе, — обратился я к Ардалиону, делая успокаивающие движения.
Птичка же вдруг прицелилась в Калячинцева из автомата и сказала:
— Ты, подлый шакал, ущипнул меня один раз в коридоре. Тебя первого расстреляем завтра утром.
— Резайе, Закийя! — сказал я ей и обратился к заложникам: — Плохие новости для вас, гяуры. В Англии не могут отыскать эту мразь, Салмана Рушди. Он куда-то исчез. Вполне возможно, что в наши ряды проник шпион и предупредил шакала о нашей акции. Возможно, это просто совпадение. Молите Бога, чтобы английской полиции была не совсем безразлична ваша судьба и чтобы она постаралась отыскать писаку.
Заложники заметно приуныли.
— Ксюшка, замолчи! — урезонивал Ксению Непогодину Геннадий Козодулов.
— Ну что замолчи! Ну что замолчи! Мужики вы или не мужики?!
— А я говорю: замолчи, не будь дурой.
— Сам дурак! Актеришка несчастный!
— От актрисульки слышу!
— Ну-ка там, прекратить ссору! — рявкнул Ардалион Иванович. — А не то как полосну сейчас из автомата.
К седьмому часу с момента начала игры в терроризм все уже порядком надоело. Особенно утомительно было конвоирование заложников до туалета и обратно.
В полночь мы выполнили еще один пункт программы — устроили перестрелку на корме. Игорь и Лариса от души постреляли там холостыми патронами, стрельба хорошо слышалась в столовой, заложники шевелились, вскрикивали, стонали — короче, испытывали бездну положительных эмоций. Вернувшись, Мухин и Птичка доложили нам по-тарабарски о том, что произошло, а когда я повел в туалет режиссера Корнюшонка, то сообщил ему, что двое из команды теплохода пытались применить силу и их пришлось прикончить.
Ночью мы по очереди уходили спать. Сначала Игорь и Лариса. Потом Игорь вернулся, и пошел на пару часиков отдохнуть я. С первыми лучами зари я возвратился в столовую и отпустил Ардалиона Ивановича. Заложники спали плохо. Весть о двух расстрелянных на корме матросах не давала им покоя. Пора было прекращать издевательскую игру, длившуюся уже полсуток. Оставался последний пункт программы. Как только вдалеке, в рассветных сумерках показались очертания Астраханского кремля, Ардалион Иванович вошел в столовую с мрачным видом и сказал:
— Правительство Великобритании отказалось выдать Ирану писателя Салмана Рушди. Кто из вас согласен добровольно стать первой жертвой. Обещаю расстрелять не больно. Ну?
Я ожидал, что добровольцев среди них не найдется, но, к счастью, ошибся. Режиссер Корнюшонок решительно встал со своего стула, застегнул верхнюю пуговицу рубашки и произнес:
— Я больше всех виноват в том, что это произошло. Мне первому и умирать. Прощайте, друзья.
Дальше он произнес короткую прощальную речь, где вспомнил все свои фильмы, попросил у всех прощения, обнялся с каждым и, сопровождаемый слезами актрис и некоторых актеров, пошел под дулом автомата Ардалиона Ивановича. Сцена была потрясающая. На Ардалионе Ивановиче вновь был надет полный костюм турка, Корнюшонок держался стойко, хотя губы у него и тряслись. Минуты не прошло с тех пор, как они вышли, а в столовую ворвался всклокоченный капитан. Лицо его расплывалось в улыбке:
— Друзья мои! Радостное известие! В Англии задержан Салман Рушди, его срочно переправляют в Иран. Мы спасены!
— Ура! Ура!! Ура!!! — закричали заложники.
— Немедленно догоните! Он расстреляет его! — завопил актер Козодулов. Я побежал догонять Тетку и Корнюшонка. Они стояли на корме, Ардалион Иванович весело хохотал, феска свалилась с его головы и катилась по палубе — Корнюшонок интенсивно тряс нашего главнокомандующего, схватив его за грудки. Потом он выхватил у иранского террориста автомат и послал в небо холостую очередь.
— Вы с ума сошли! — крикнул я. — Заложники подумают, что вас расстреляли.
— Ах, заложники? — вне себя от счастья воскликнул Корнюшонок. — Отныне они снова артисты!
Мы побежали в столовую, откуда слышался галдеж, вызванный тем, что заложники услыхали выстрелы. Увидев живого и невредимого режиссера, они бросились ему в объятия. Величественная фигура в турецком костюме, появившись в дверях столовой, ждала, покуда все стихнет. Затем Ардалион Иванович объявил:
— Дорогие товарищи дамы и дорогие товарищи господа! Мешхед тебриз буль-буль! — как говорится по-нашему, по-ирански. То есть, по-русски, финита ля комедия. Сейчас будет подано шампанское, после чего все вы свободны, можете идти спать. Наша миссия окончена. По прибытии в Астрахань мы сдаемся вашим властям. Спасибо за сочувствие оказанное вами четырем самоотверженным террористам.