Трое и весна
Шрифт:
На той неделе мы отлупили Толю: чего он болтает своим противным языком, что наша учительница собралась замуж за Петра Голоту? Он хотя и тракторист, но пьяница. Она ждёт офицера, который стоял в нашем селе и жил в их хате. Я сам слышал, как однажды делилась с моей матерью, когда приходила к нам.
Толя хорошо помнит прошедшую неделю и сразу умолкает.
— А может, льда привезли с Севера? — глубокомысленно сказал наш отличник Костя Шокало. Он стоял первым — уж не ночевал ли здесь вместе со сторожем, возле кооперации? — Там до сих пор лёд не растаял в океане. Набрали, укутали поплотнее — и на самолёт. Вверху холодрыга… Вот и нам немного перепало.
Мы
— Ой, это лёд, мёдом намазанный! Вкусно!
На этом разговоры прекратились — на дороге появилась знакомая телега с большой бочкой, укутанной тулупом. Ленивого кооперативного коня так же лениво понукала продавщица тётка Ульяна. Нетерпеливые хлопцы бросились навстречу, стали хлопать лошадь ладошками по бокам, даже подталкивать телегу.
Когда тётка сняла тулуп, мы затаили дыхание, приподнялись на цыпочках. Но ничего не увидели. Тётка Ульяна и сторож с нашей помощью стащили бочку с телеги, и теперь мы заглянули в неё. В большой бочке стояла во льду бочечка поменьше, алюминиевая. Тётка Ульяна неторопливо сняла с неё крышку. Мы даже зажмурились от белизны того, что увидели. Настоящий снег!
А запах какой! И не передашь…
Первым схватил бумажный стаканчик Костя Шокало. Лизнул осторожно мороженое — и его лицо расплылось от блаженства.
— Ну, как, как? — все хором спрашивали.
Костя только вертел головой и быстро работал языком.
Дошла и до нас очередь. Я осторожно взял стаканчик, почувствовал ладонью приятную прохладу, а мои ноздри уловили какой-то необычный, праздничный, нежный запах. Провёл языком по мороженому — счастливая улыбка растянула мой рот. Я даже не думал, не мечтал, что на свете может быть такая вкуснота!
— Очень вкусно? — послышался рядом чей-то тихий, страдальческий голос.
Я вздрогнул. Ещё не повернув головы и не увидя, кому принадлежит этот голос, понял: этот человек очень хочет мороженого, а купить не на что. Но с какой стати именно я должен делиться мороженым? Здесь собрались чуть ли не со всего села. Почему именно ко мне нужно было подойти этой девчонке?
А когда наконец повернул голову, возмущению моему не было предела: рядом со мной стояла Зина, сестричка Толи Шмагуна, и в её серых глазах была такая мольба! Я глянул направо — вот торчит её брат и вылизывает мороженое.
— А чего же Толя с тобой не поделился? — сердито спросил я.
— Да… — глаза её опустились, губы задрожали, — я только что подошла — гусей на речку выгоняла… он уже доедает… Очень вкусно, да?
Мне захотелось наброситься на Толю и отлупить его! Сожрал мороженое, не оставил сестре ни капельки. У девочки слезы выступили на глазах — так ей хочется попробовать.
И моя рука сама медленно протянула стаканчик.
Вдруг по ней будто крапивой хлестнули. С кем же это я делюсь мороженым? С дочерью дезертира? Мой отец с первого и до последнего дня воевал на фронте, у него до сего времени болят раны, а из ног выходят черные от крови маленькие осколки. Тогда отцу так больно, что он ночует на чердаке сарая и тихо постанывает. А её отец сидел, как крот, в погребе, уплетал картошку с салом, может, она сама носила потихоньку картошку.
Я резко отдёрнул руку. Зина посмотрела на меня, все поняла и отшатнулась, словно от сильного удара. Опустила голову и пошла прочь.
А в моей голове забурлили мысли. Вряд ли она носила отцу еду в погреб — совсем мала тогда была. Зине сейчас только пять лет. Этот мурло Толя носил. А она такая тихая, ласковая, мягкая. Как-то пригнала нашего гусака, который пристал к их табуну. «Я никому про него не сказала — ни матери, ни Толе, — шепнула она мне. — Они бы зарезали. Ты тоже об этом никому не говори, ладно? А то меня отлупят, когда узнают, что я гусака отдала». И зябко передёрнула плечами, словно на них уже опустилась хворостина.
Я взглянул вслед девочке. Низко-низко опустила голову, по щекам потекли слезы.
Я не заметил, как ноги сами меня понесли вслед за нею. Опередил Зину, подал мороженое.
— На, лизни три раза.
Зина долго моргала глазами, не могла сразу поверить. Только когда коснулась языком мороженого, её заплаканные глаза мгновенно заблестели радостью. Я впервые видел, чтоб у девочки так блестели глаза.
— Лижи ещё, чего там.
Она ещё раз осторожно провела языком по мороженому.
А тут, откуда ни возьмись, Лида. Своё мороженое подаёт. И Андрей стоит рядом.
До чего же весело, легко бежала Зина домой! Казалось, её ноги не касались земли. Она часто оборачивалась, махала нам рукой.
Много лет прошло с тех пор, многое забылось, потускнело в памяти. А это первое мороженое никогда не забудется.
И глаза Зины.
Мороженое в кувшине
Наступило лето.
Было оно не таким беспощадным к нам, как в прошлом году. Весной время от времени выпадали дожди. Днём было знойно, отчего зелень становилась вялой. И все же мы не горевали, не вздыхали, как в тот год, видели, что над лесом потихоньку собираются тучи. А к вечеру над лесом уже висели черные, хмурые тучи, урчащие громом. Повисят немного и движутся медленно, грозно, как немецкий бомбовоз, на село. Пугливо и быстро заходило солнце, срывался ветер, поднимал пыль на улицах, тряс верхушками деревьев. Мы с Лидой, боясь и радуясь, приникали лицами к окну. И вот над нами проплывают первые завихрённые тучи, без дождя, зато с громами и молниями. За ними, отделена тонкой серой полоской неба, движется главная туча — тяжёлая, фиолетовая, пугающая. Резко стихает ветер, кажется, все притаилось, ни одна собака не гавкнет. Бам, бам, бам, бам… — застучали по нашей железной крыше капли. И через минуту все за окном сливается в мутный поток.
До чего же хорошо, весело выйти после такой грозы во двор, вдохнуть полной грудью чистого, ароматного воздуха! Ступить в напоенный огород, увидеть весёлые, умытые глаза-цветы картошки, попить сладкой, как ситро, воды из жёлтых тыквенных цветов! И если это воскресенье, рвануть со всех ног с зажатым рублём в руке в кооперацию, где вот-вот будут продавать мороженое!
Однако в это солнечное, искристое воскресенье мы с сестрёнкой не побежали в кооперацию, где уже толпились в очереди наши сверстники. Прямо из огорода подбежали к отцу домой. Хитрая мысль у нас появилась. А мать ещё на рассвете подалась на рынок.
Правда, в прошлое воскресенье мы с той же мыслью подъехали к матери. Мол, знаем, что вы с отцом копите деньги нам для обуви к зиме. До зимы же ещё далеко. И бурки у нас в порядке; чуни, правда, прохудились, так дядька Гребеножко до холодов нам новые чуни сделает. И недорого возьмёт. А лёд в райцентре кончается, говорит тётка Ульяна. Почему бы нам хоть раз мороженого не поесть вволю? Ведь растает лёд, и мы целый год не увидим мороженого. Сунулись мы к матери не вовремя: она вернулась из огорода и высыпала на стол первую картошку — не картошку, а мелочь невообразимую. Её и на борщ не хватит. А у нас уже нет ни прошлогодней картошки, ни зерна. Поэтому мать даже выслушать нас не пожелала.