Троя. Грозовой щит
Шрифт:
Гектор понимал это. Арьергард обречен. Вряд ли кто-нибудь из них покинет перевал живым.
Перед глазами Каллиадеса появилось лицо Пирии, солнце сверкало на ее обрезанных светлых волосах. В его воспоминаниях она стояла на берегу и смеялась, когда моряки с «Пенелопы» пытались поймать разбежавшихся свиней. Это был хороший день, который грел ему душу последние три года.
Затем образ померк, и он снова увидел Рыжую толстушку, которая стояла в дверях его маленького дома в красном с черным хитоне. Это было накануне того дня, когда армия должна была вернуться во Фракию.
– Я не войду в твой дом, Каллиадес. Ты мне не нравишься, и у тебя нет симпатии ко мне.
– Тогда что ты здесь делаешь?
– Я хочу, чтобы Банокл вернулся домой целым и невредимым. Я не хочу, чтобы он увяз в твоей жажде смерти.
Эти слова удивили его.
– Я не хочу умирать, Рыжая. Почему ты так решила? Выражение ее лица смягчилось.
– Я передумала, я войду. У тебя есть вино?
Каллиадес провел ее в маленький сад позади дома, и они сели вместе на изогнутую скамейку в тени высокой стены. Вино было дешевым и немного горчило, но, казалось, Рыжая не имела ничего против. Она прямо посмотрела ему в глаза.
– Почему ты спас жрицу? – спросила она. Он пожал плечами.
– Она напомнила мне мою сестру, которую убили жестокие люди.
– Это может быть правдой, но дело не только в этом. Банокл говорит о тебе с большим уважением и любовью, поэтому я слышала все истории о твоих похождениях. Я уже немолода, Каллиадес, но с годами стала мудрее. Я знаю мужчин. Во имя Геры, я знаю больше о мужчинах, чем когда-либо желала знать. Многие из вас быстро замечают недостатки и слабости других, но совершенно слепы к собственным ошибкам и страхам. Почему у тебя нет друзей, Каллиадес?
От этого вопроса ему стало не по себе, и он начал сожалеть, что пригласил ее войти.
– У меня есть Банокл.
– Да, есть. Почему нет других? И почему нет жены? Он встал со своего места.
– Я не буду отвечать тебе, – сказал он.
– Ты боишься, Каллиадес?
– Я ничего не боюсь.
Он не мог спрятаться от ее взгляда, и это смущало его.
– Это ложь, – тихо произнесла она.
– Ты не знаешь меня. Никто не знает.
– Никто не знает, – повторила она. – И снова ты ошибаешься. Я знаю тебя, Каллиадес. Я не знаю, почему ты такой. Наверное, твоя любимая лошадь умерла, когда ты был маленьким, или тебя соблазнил любимый дядя. Наверное, твой отец упал со скалы и разбился. Это не имеет значения. Я знаю тебя.
Его охватил гнев.
– Уходи! – сказал он. – Когда мне понадобится совет толстой шлюхи, я пошлю за тобой.
– О! – воскликнула она без всякой злости. – Теперь я вижу, что глубоко внутри ты тоже знаешь. Ты просто боишься услышать это.
Ему захотелось ударить ее, стереть это самодовольное выражение с ее лица. Вместо этого Каллиадес отошел от нее, чувствуя себя в ловушке в собственном доме.
– Тогда расскажи мне, – потребовал он, – скажи эту ужасную правду. Я не боюсь ее.
– Ужасная правда заключается в том, что глубоко внутри тебя живет страх. Ты боишься жизни.
– Что за чепуха? Ты жевала корни меаса?
– Ты спас женщину, которая ничего для тебя не
– Она была достойна того, чтобы ее спасли.
– Я не буду возражать. Это прекрасный поступок. Героический. Прямо для легенды. Когда Одиссей пошел встретиться с пиратами, ты отправился с ним. Ты сказал Баноклу, что хочешь посмотреть, что произойдет дальше. Ты умный человек. Ты знаешь, что должно было случиться. Они должны были порезать тебя на кусочки. Банокл думает, что ты очень храбрый человек. Но я не Банокл. Часть тебя, Каллиадес, ищет смерти. Пустая часть, которую нечем заполнить. Ни любовью, ни близостью, ни мечтами, ни стремлениями. Вот почему у тебя нет друзей. Тебе нечего им дать, и ты боишься того, что они могут дать тебе.
Ее слова разрезали его защиту, словно холодное лезвие.
– Я знал любовь, – возразил он. – Я любил Пирию. Это не ложь.
– Я верю тебе. Как видишь, я права. Тебе почти тридцать лет, и у тебя была только одна великая любовь. Как любопытно, что это была женщина, которая никогда не смогла бы ответить тебе взаимностью. Сказать тебе, что ты увидел в этой испуганной, оскорбленной и обреченной девушке? Свое собственное отражение. Потерянное и одинокое, без друзей.
Она встала и расправила складки на хитоне.
– Банокл – мой друг, – сказал он, понимая, что пытается защититься этими словами.
Она покачала головой, лишая его даже малейшей возможности обмануть себя.
– Мой Банокл не мыслитель и не смог бы понять тебя. Он тебе друг, да, но ты считаешь его – знаешь ты это или нет – большой собакой, чье обожание позволяет тебе обманывать себя, позволять тебе верить, что ты похож на других людей. Он спас тебе жизнь, Каллиадес, и ты втянул его в очень опасную затею. Друзья не поступают так. В день, когда ты, наконец, решишь умереть, не позволяй Баноклу оставаться рядом с собой. Затем она пошла, но он окликнул ее.
– Жаль, что презираешь меня, Рыжая.
– Если я презираю тебя, – сказала она ему с печалью в голосе, – это только потому, что я презираю себя. Мы так похожи, Каллиадес. Закрытые для жизни, без друзей и любимых. Вот почему нам нужен Банокл. Он – жизнь, насыщенная и настоящая. Без всякой хитрости, обмана. Он – огонь, вокруг которого мы собираемся, и его пламя отгоняет тень, которой мы боимся.
Толстушка замолчала на минуту, потом посмотрела на него.
– Подумай о своих детских воспоминаниях, – сказала она. Перед глазами Каллиадеса возникла картина.
– Что это было? – спросила она его.
– Я был ребенком и прятался от захватчиков на льняном поле.
– В тот день умерла твоя сестра?
– Да.
Она вздохнула.
– И это твоя трагедия, Каллиадес. Ты так и не выбрался с этого поля. Ты все еще там, маленький и испуганный мальчик, который прячется от всего мира.
Высоко в горах Каллиадес прогнал от себя мысли о Рыжей. Люди разжигали костры, и он собирался спуститься вниз и поесть, когда увидел всадников в отдалении.
Сначала они казались небольшими пятнышками, но, когда подошли ближе, он узнал блеск троянских доспехов.