Троя. Грозовой щит
Шрифт:
– Успокойся, друг, – сказал Агамемнон с другой стороны стола. – Этот человек в отчаянии и не может мыслить ясно. Он не желает оскорбить нас, я уверен. В своем горе он просто забыл о приличиях.
Сидящий с ним рядом золотоволосый Гектор покраснел.
– Благодарю тебя за твое понимание, Агамемнон, – холодно заметил он, – но отец не нуждается в том, чтобы кто-нибудь приносил извинения за него.
Одиссей сидел молча возле огромных дверей. У него не было никакого желания присутствовать на этом пиру, он не чувствовал симпатии к царице. Одиссей знал, что она была ядовитым созданием: улыбка сирены, глаза леопарда, сердце
Слуга поставил золотой кубок перед ним, но он не обратил на это внимания. Царь Итаки посмотрел на другой конец стола, туда, где между Агапенором, молодым царем Аркадии, и Ээтионом, пожилым царем Фив у горы Плака, отцом Андромахи, сидел Геликаон. Юноша не смотрел в сторону Одиссея.
Двери в дальнем конце мегарона открылись, вошли шестеро Орлов в бронзовых и серебряных доспехах, в белых плащах и шлемах с белым султаном. Отойдя в сторону, они застучали копьями о круглые щиты, объявляя о выходе царя Приама.
Он вошел в сопровождении своего большого сына Антифона. Одиссей наблюдал за царем холодным взглядом. Приам был все еще высоким и широкоплечим, но возраст давал себя знать, словно ворон, отбирающий силу. Он, очевидно, много выпил, и его лицо покраснело. Но при этом он уверенно подошел к своему месту во главе стола в форме подковы и сел, не сказав ни слова своим гостям. Затем царь Трои дал знак жрецу начинать торжественную речь.
Высокого роста, худой, жрец был гораздо моложе, чем большинство Верховных жрецов. «Наверное, еще один побочный сын Приама», – подумал Одиссей. Но его голос был сильным и глубоким, он трогательно рассказывал о жизни Гекубы. Жрец говорил о ее силе, верности и любви к Трое. Он говорил о ее сыновьях и ее гордости за сына-героя, Гектора. Представление было превосходным. Когда он закончил, цари застучали руками по столу в знак одобрения. Затем Приам с трудом встал на ноги.
– Благодарю вас за то, что вы пришли сюда сегодня, – сказал он своим гостям. – За всю мою жизнь здесь побывало много друзей Трои. Еще больше людей могут стать нашими друзьями. Я на это надеюсь. Все мы, собравшиеся здесь, – люди военные. Порой это давит на нас. Иногда мы устраиваем походы, в надежде получить золото или славу. Война – это благородное занятие, часто, когда это требуется, мы защищаем наши дома или наносим смертельный удар тем, кто хочет уничтожить нас. Сегодня, однако, мы сидим за столом как друзья и оплакиваем уход красоты. Ешьте и пейте, мои друзья, наслаждайтесь представлением, которое организовали мои сыновья. Здесь будут танцовщицы с Крита, жонглеры с Милета, певцы и музыканты. Этой ночью здесь будет весело, мы будем воздавать благодарность небесам за жизнь, которая много значила для меня.
Приам хлопнул в ладоши, и зазвучала музыка. Слуги бросились вперед, ставя на стол золотые тарелки, наполненные едой.
Одиссей ел мало.
– Царь Итаки, ты покидаешь нас так рано? Никаких слов соболезнования?
Когда царь заговорил, музыка стихла. Одиссей медленно повернулся в наступившей тишине.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал, царь Приам? Что я сожалею о твоей потере? Я сочувствую любому, кто теряет того, кого любит. Но я не буду говорить тебе приятных слов. Честь и обычай требуют, чтобы я был здесь сегодня. Честь и обычай требуют, чтобы я посетил завтра Игры. Затем я уплыву отсюда, не оглядываясь.
– Ты уплывешь отсюда как враг Трои! – разбушевался Приам. – Как наниматель убийц и нарушитель клятвы! А когда мы встретимся в следующий раз, то в твоей руке, конечно, будет оружие!
– Вне всяких сомнений, – сердито ответил Одиссей. – И это будет Акилина, а не какой-нибудь сломанный прутик, который твои подхалимы-судьи всучили мне. Я не хотел войны с Троей. Запомни это, Приам. Ты вспомнишь это, когда погибнут твои сыновья, а твое влияние окажется бесполезным. Ты вспомнишь это, когда твой дворец охватит пламя.
– Я уже чувствую, как дрожит мое тело, – фыркнул Приам. – Маленькая Итака против могущественной Трои. У тебя есть оружие, чтобы пробить мои стены? У тебя есть армия, чтобы победить троянскую конницу? Нет у тебя ничего! Ни у тебя, ни у сотни таких, как ты, собравшихся здесь. Ваши потуги похожи на укус комара на теле Трои. Сто тысяч человек не смогут взять этот город. У тебя есть сто тысяч человек, царь?
В этот момент Одиссей понял, что Приам разжигает эту ссору, чтобы его слова услышали все собравшиеся здесь цари. Он постоял молча минуту, а затем рассмеялся.
– Я хочу, чтобы ты запомнил свои хвастливые слова, Приам, – сказал царь Итаки. – Я хочу, что все присутствующие разносили эти слова по Зеленому морю. Ни я, ни сотня собравшихся здесь царей не смогут ничего сделать Трое, кроме комариного укуса. Пусть в долинах разносятся эхом эти хвастливые речи. Пусть море повторяет эти слова на всех берегах мира.
С этими словами он повернулся и вышел.
Услышав, что кто-то идет за ним, Одиссей оглянулся и увидел Геликаона. Царь Итаки почувствовал, как у него упало сердце.
– Постарайся побыстрей закончить со своими угрозами! – воскликнул он. – У меня нет настроения оставаться здесь дольше.
– Я не буду угрожать, Одиссей, – печально сказал юноша. – Я не желал этого.
– Нужно было лучше подумать, прежде чем бежать к Приаму, – ответил царь. – Разве наша дружба для тебя так мало значила, что ты не мог подождать, чтобы поговорить со мной, прежде чем меня объявили негодяем и изгнанником?
Обуреваемый и печалью, и яростью, он отвернулся от юноши, но Геликаон схватил его за руку.
– Все было не так, как ты думаешь! – закричал юноша. – Я ни к кому не чувствую большей симпатии, чем к тебе, Одиссей. Я не помню, как Приам приходил ко мне. Я лежал без сознания, в моей крови был яд. Я едва помню, что говорил тогда. Я погружался в сны – сны о смерти и отчаянии – и просыпался.
Одиссей почувствовал, что ярость отступила, и его охватила ужасная усталость.
– Лучше спроси меня о том, что тебе нужно знать, – посоветовал он.
– Карпофорус солгал? Скажи мне, что он солгал, и мы сможем все исправить.