Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
Еще и кофе не принесли, а гость уже рассыпался в комплиментах:
— Как тепло у вас! И не дует, и свежо — гарью не пахнет. Тоже, знаете, иной раз гостиная в барском доме убрана как столичный салон, а запах — мужицкая баня. Здесь же не жарко, не душно. Прямо удивительно!
Я решила немножко похвастаться и за чашкой кофе рассказала гостю о своих утеплительных технологиях. Он слушал с искренним интересом. Даже встал, походил по полу, будто мог разглядеть под половицами утеплительный слой.
— Кто же это так сделал? Немец или швейцарец?
Узнав,
— Удивили вы меня, удивили. Слышал, что один генерал, когда французов из России выгоняли, сам пленных опросил, отобрал каменщиков, плотников, садовников, направил в свое поместье. В крепостные их записать, конечно, не мог, зато с каждым контракт заключил на два года, чтобы и сами работали, и мальчишек учили. Думал, и у вас такие же иноземные мастера трудились. Неужели в институте такому учат?
Я ответила, что девицам преподают общие принципы физики и химии. Вроде бы такое было и вправду. Если задуматься, как сберечь тепло, да еще узнать, что такие практики срабатывают, почему бы не попробовать без всякого иноземного мастера?
Гость продолжал восхищаться вслух. И за чашкой кофе, и за последовавшим позже обедом. Он ел с подчеркнутым уважением к хозяйке и с умеренным аппетитом, но без намека на голод и жадность. Все похваливал, просил передать благодарность повару. И выказал особый восторг, когда я в качестве гарнира предложила картошку, запеченную в сотейнике и приправленную сливками.
— Как замечательно! Такая изысканная кухня пропагандирует этот новый продукт лучше любых административных мер. Ведь любой прогресс идет сверху: ваша дворня непременно доест это блюдо и расскажет своей деревенской родне. Уже скоро на мужика, готового посадить на огороде эти несчастные «чертовы яблоки», перестанут взирать как на сумасброда.
От картофеля разговор перешел к прогрессу вообще и затянулся до ранних зимних сумерек. Это позволило мне восхитить порученца своими лампами, и мы долго говорили о технике и минералах.
Но все же надо не забыть о цели визита.
— Михаил Федорович, — сказала я, в очередной раз слегка вздрогнув от имени-отчества, — все же в моей жизни присутствует одно очевидное затруднение, и оно связано с недавним происшествием в моих владениях.
Глава 35
Поначалу я говорила неохотно. Так же, как и с Михаилом Федоровичем Первым. Но исправник — лицо официальное, и все, что ты при нем скажешь, может быть использовано против тебя. А сегодняшний гость слушал без протокольного интереса.
Поэтому я рассказала, может быть, и больше, чем собиралась. Даже о том, как в тот незабываемый вечер устремилась в дом к Анатолю, как к единственному человеку в Петербурге, который мог бы меня защитить. И выскочила из прихожей ошпаренной кошкой, встретив на пороге неизвестную даму.
Говорить было легко. Не требовалось добавлять формулу из моего прежнего мира «ничего между нами не было» или употреблять ее с эвфемизмами, присущими галантной эпохе. Достаточно было взглянуть в глаза Михаила Федоровича Второго, чтобы понять — он в этом не нуждается.
— И вы должны понять, какой шок я испытала в то злополучное утро, когда подошла к березе, — тихо закончила я.
Да, быть дамой в этом веке не сахар. Но некоторые привилегии все же имеются. В частности, я могу с полным правом падать в обморок, впадать в истерику, забывать что-то от потрясения и просто не отвечать на вопросы, сказавшись больной.
Михаил Федорович вздохнул, без всякой наигранности. Отхлебнул чаю — мне нравилось беседовать с ним среди чашек и вазочек со сластями. Потом сказал:
— Сударыня, в другой ситуации я потратил бы немало времени и сил на утешение дамы, оказавшейся в столь безрадостном положении. Но ваша энергичность, ваша воля и ум удерживают меня от этого, пожалуй, даже оскорбительного поведения. Если вы согласны, буду говорить прямо и называть вещи своими именами.
Я улыбнулась и кивнула, а заодно чуть подалась в сторону, от света. Потому что совсем слегка покраснела — комплимент был красивым и заслуженным.
— Прежде всего, что вы знаете об этом… моем тезке?
Я ответила, что прежде с ним не сталкивалась и даже про него не слышала.
— Ну, — усмехнулся гость, — наше положение отчасти схоже. Я тоже знаю об этом типе слишком мало. Пожалуй, гораздо меньше, чем он заслуживает. Все, что мне известно, это что он добросовестный, ретивый, дотошный служака, для которого не существует второстепенных дел и поручений. К тому же он не берет взяток. Мелких взяток.
Портрет выглядел достоверным. Я кивнула.
— Что же, разберем возможные причины. Буду рассуждать вслух, а вы возражайте, если покажется, будто я не прав. Во-первых, наш исправник — человек религиозный, далекий от скепсиса и вольтерьянства. Если есть сомнения в причинах кончины ближнего, конечно, лучше, чтобы несчастного похоронили по обрядам, и не за кладбищенской оградой. Можно сказать, наш капитан совершил жертвенный поступок: вместо того чтобы закрыть дело о самоубийстве, ему придется делать вид, будто он расследует дело об убийстве, которого не было.
Я кивнула. Вроде бы он все просто и верно разложил. Вроде бы.
— Во-вторых, — продолжил гость, уже без добродушного юмора, — приказ исследовать все причины, сосредоточившись на версии злодейства, мог поступить напрямую от губернатора. Кстати, в каком чине был ваш несчастный знакомый?
— Надворный советник, — неуверенно сказала я.
— А после расставания нашего героя, увы, покойного, ждала замечательная карьера. Он скончался в чине статского советника. Отсюда, кстати, вспомним первую версию — острое желание губернатора не считать его самоубийцей, да и просто разобраться в произошедшем. Не столько по своей воле, сколько по распоряжению из Петербурга.