Трясина.Год Тысячный ч.1-2

Гуринович Влада

В ту позднюю осень вода в запруде отсутствовала. На плотине велись ремонтные работы, и градоначальником велено было воду до времени спустить. Оголённое русло вид имело удручающий. Дно реки было скрыто под толстым слоем коричневого ила и пирамидами отбросов, сизых ракушек и гниющих водорослей. Среди лужиц застоявшейся воды пучилась туша утонувшей то ли коровы, то ли лошади. От русла реки тянуло затхлой сыростью, как из погреба.

На набережной, облокотившись о парапет, стоял относительно молодой ещё человек в сером пальто, перешитом из солдатской шинели, и посеревшем вязаном шарфе, обёрнутом вокруг шеи. В сгущающихся сумерках его понурую фигуру можно было принять за привидение - неупокоенную душу какого-нибудь поэта-неудачника или несчастливого влюблённого, закончившего свои дни в мутных водах Немирки и обречённого вечно

бродить по её болотистым берегам. Впрочем, папироса-самокрутка, что тлела и дымилась в его пальцах, однозначно указывала на принадлежность к роду людей, а не призраков. Да и не те сейчас обстоятельства, чтобы бросаться в омут головой. Сказать по правде, он задумывался о таком исходе, причём не раз, но - ещё не время. А вот парочку-другую мерзавцев он бы сейчас притопил, своими руками. Вполне определённых мерзавцев. Он знает их всех по именам. "Будь он неладен!.." - процедил сквозь зубы молодой человек и поднёс самокрутку к губам. Сделав медленную, глубокую затяжку, он на пару секунд задержал дым в лёгких. Выдохнул. Дымок самокрутки был смолисто-пряный. Огонёк самокрутки помаргивал в промозглой тьме, словно чёртово око.

За рекой на центральной улице один за другим зажигались фонари. На мосту над плотиной грохотали конные повозки и самоходные экипажи, по тротуару вдоль кованой ограды чинно прохаживались горожане. Все как один разодетые и расфранченные, идут с важным видом, будто на коронацию нового императора... Или на его же похороны... В последнее время народ в провинции веселится безудержно и с каким-то надрывом, будто каждый раз - последний. Новости способствуют. Молниеносная война, которая длилась всего сутки, закончилась перемирием - позорным для Дуумвирата и триумфальным для Августы. Спорные территории отошли к Ромейской Империи. Но затишье было недолгим. Дуумвират просто собирался с силами. Точнее, с мыслями. Король Антраума - в Дуумвирате он всем заправляет - долго раскачивался, и наконец принял решение. И теперь воздушные корабли Дуумвирата громят приграничные города Ромеи. Города Северной Провинции, чтоб быть точным. Войска Августы отступают, оставляя за собой целые мили выжженной земли. Обычная тактика - ни себе, ни врагу. С северо-запада вглубь Империи идут вагоны с беженцами. По Вещателю об этом не говорят, но всем известно - слухами земля полнится, - что по тем вагонам начала гулять морова язва. Беженцев везут в грязи и скученности, врачей и санитарных надзирателей на всех не хватает, и вот результат. Многие умирают в дороге, их хоронят в неглубоких могилах вдоль рельсов. Тела умерших не сжигают и не забрасывают известью, как полагается, а это значит, что зараза ползёт дальше... Впрочем, Севаст говорит, что к весне всё закончится. Договорённость уже есть. Вариант, который устроит всех. Ромейская Империя никогда ещё не воевала с Эвероном и Антраумом. Дуумвират тоже не желает портить отношения с Советом Смотрителей. А если в Цитадели окопались негодяи и безумцы, значит, их нужно подвинуть. И Северная Провинция как разменная монета...

Молодой человек извлёк из кармана пальто хронометр, поднёс его к глазам и стал всматриваться в циферблат, пытаясь разглядеть в темноте положение стрелок. С началом боевых действий в провинции ввели комендантский час. А ещё местные до смерти боятся мобилизации. Всё надеются, что воевать будет регулярная армия, а они отсидятся под юбками своих благоверных. Впрочем, чего ещё от них ожидать? Земля тут гнилая, и воздух с гнильцой, и народец здешний под стать - гниловатый... Спрятав хронометр, молодой человек с омерзением взглянул на зловонное русло, затем перевёл взгляд на противоположный берег, где в сумерках виднелись очертания водяной мельницы и складских помещений. Сделав последнюю затяжку, он швырнул папиросу через парапет - описав в воздухе красноватую дугу, окурок шлёпнулся в ил и зашипел. Повторив вполголоса: "Будь он неладен!", молодой человек сунул руки в карманы пальто и двинулся в сторону главной улицы

Очутившись на мосту, он остановил открытую повозку, в которую была запряжена худоватая рыжая кобылка.

– В Ксайлахскую Слободку вези, - сказал молодой человек, запрыгнув в экипаж.

Извозчик ухмыльнулся и пробурчал себе в бороду что-то сальное. Очевидно, ему не раз приходилось возить в Ксайлахскую Слободку господ, у которых с наступлением сумерек внезапно пробуждался живейший интерес к быту и нравам местных поселенцев - потомков диких лучников из ксайлахских степей, что некогда состояли на службе в королевском войске Семгалена. Всем, однако, известно, что в Ксайлахской Слободке развлечений особых нет - вина тут не пьют и трактиров не держат, а ксайлахские

чайные, где подают чёрный, как дёготь, степной чай и хрустящие медовые лепешки, почтенных господ не интересуют. Господа на самом деле стремятся в некий квартал, расположенный по соседству, где можно провести ночь в компании весёлых девиц, а также за умеренную цену приобрести контрабандный спиритус и кое-что ещё.

Не переставая ухмыляться, извозчик отвернулся и хлестнул кобылку. Колёса экипажа загрохотали по мостовой. Молодой человек сидел, устало откинувшись на скамье. После выкуренной самокрутки в голове слегка шумело. Очевидно, зелье начинало действовать - по стенам каменных зданий с обеих сторон улицы побежали пляшущие черти, похожие на чинуш из Гражданского Надзора, а вокруг уличных фонарей появились радужные ореолы. Ощущение было приятным. Наверное, так чувствуют себя местные после стакана червивки. Когда волею судеб его впервые занесло в эту глушь, он ошеломлён был тем, насколько сильно пили здешние. Прожив здесь два года, он перестал удивляться. Наместник так зажал тиски, что даже в Царьгороде сейчас свободы побольше, чем в Северной Провинции. Терпеть такое можно разве только с пьяных глаз. Впрочем, Наместнику уже недолго осталось, и его покровительнице тоже. Августа пришла к власти через дворцовый переворот, им же её правление и закончится. Хотя чёрт с ней, с политикой. Надоело.

– Слободка, Вашблагородие!
– объявил извозчик.
– Приехали.

Улочка у Ксайлахской Слободки не шла ни в какое сравнение с весёлыми кварталами Царьгорода. Нарумяненные девицы, которые выглядывали из освещённых окон, стояли на порогах домов и прохаживались вдоль вымощенной досками улицы, не пробуждали в нём никаких чувств. В своих ярких платьях и цветастых платках с кистями они напоминали ему ярмарочных ряженых. Он лишь отворачивался и ускорял шаг, когда какая-нибудь из них пыталась с ним заговорить.

Миновав улицу, молодой человек свернул в тёмный переулок, перепрыгнул через глубокую выбоину, заполненную чёрной, подёрнутой ледяной коркой водой, и оказался перед двухэтажным особняком. Местные завсегдатаи называли его "Басурманская хатка". В точку. Дома в таком стиле строят в Эвероне и Антрауме, с которыми Империя нынче воюет - черепичная крыша, выбеленные стены, чёрные балки и повсюду глиняные горшки с красными геранями. "Басурмане любят герани," - подумал молодой человек - "А в Цитадели асфодели". Он хихикнул. И тут же добавил про себя: "Чёртово зелье!"

Над крыльцом с высокими ступенями горел газовый фонарь, а вывеска, увитая пожухлым по осени плющом, гласила: "У Лилеи". Из распахнутой двери на улицу струился свет, слышался гул голосов, смех и звуки музыки. На крыльце под вывеской стояла госпожа Лилея собственной персоной - немного перезрелая, но всё ещё привлекательная блондинка с глазами фиалкового цвета. На ней было довольно элегантное платье из фиалкового - под цвет глаз - атласа с кружевным корсажем, туго зашнурованным в талии. В руке, затянутой в сетчатую перчатку, госпожа держала изящную курительную трубочку с янтарным мундштуком. Волосы её, уложенные в сложную причёску, венчал бутон белой лилии. Госпожа никогда не появлялась перед клиентами без цветка лилии в волосах - то был ее отличительный знак. Те, в свою очередь, ценили это своеобразное чувство юмора, ласково называя госпожу "самой порочной невинницей города".

"Басурманская хатка" госпожи Лилеи выгодно отличалась от других весёлых домов Асменя. В юности, когда граница была ещё не на замке, она много путешествовала по странам Дуумвирата и Братства, где и сложились её вкусы и пристрастия. Одевалась она исключительно по эверонской моде, и от своих подопечных требовала того же. Цветастые шали и сарафаны были под строжайшим запретом. Её девочки щеголяли в корсетах, пышных муслиновых юбочках и шёлковых платьях "с обручами". Расценки у госпожи Лилеи были несколько выше, чем у её конкуренток из "Зачарованной Долины" или "Сенполии Сорекс", однако на нехватку клиентов она никогда не жаловалась.

– Здравствуй, Цветок Невинности, - сказал молодой человек немного развязно.

Госпожа почувствовала, как сердце её подпрыгнуло, затрепетав под самым горлом, а потом скатилась куда-то в туфельки на высоких каблуках. Однако внешне её взволнованность никак не себя не проявила. Улыбнувшись, она кокетливо прикусила янтарный мундштук и промурлыкала:

– Здравствуй, Вэл Йорхос. Давненько тебя не видала.

Лемар - Квестор

– Чума на этот город!