Туунугур
Шрифт:
– Наш мамбет включил в штат бабу из Якутска - она числится на кафедре строительного дела как кандидат технических наук, а на нашей - как кандидат экономических. Туда же, на строительное, он устроил двух кандидатов сельскохозяйственных наук из Благовещенска. Сельскохозяйственных!
– Как же они будут читать лекции?
– спросил Голубев.
Вареникин насмешливо переглянулся с Киреевым. Тот объяснил наивному музейщику:
– Приезжать будут раз в семестр, на недельку. Вычитают пару лекций, заполнят документы, и уедут. В расписании, само собой, их занятия будут проставлены на
– Ага, - поддакнул Вареникин.
– Остепенённость в норме, указ о повышении зарплат выполнен. Скоро в институте вообще останется только пара профессоров, которые будут числиться на всех кафедрах докторами сразу всех наук.
– Да ваш директор - просто Остап Бендер какой-то, - сказал Голубев то ли с осуждением, то ли с восхищением.
Вопреки прогнозам, беспощадная метла оптимизации вымела из института не оппозиционера Джибраева, а всегда преданного начальству Вареникина. Вернее, ещё не вымела, но было недалеко до этого: Александр Михайлович перешёл на временную ставку методиста с перспективой сокращения. Причина такой несправедливости оказалась проста: Джибраев представил полный текст диссертации (хотя и недоработанный), а у Вареникина ещё и конь не валялся. Не помогла даже аспирантура в Иркутске, на которую он возлагал такие надежды - по чьему-то недосмотру (по недосмотру ли?
– задавался вопросом Вареникин) в институтском отчете она прошла как заочная.
В общем, Вареникину нужна была диссертация, для чего он и заманил на разговор Киреева. Голубев же был ему необходим как парашют на время, пока будет писаться этот труд - Александр Михайлович просил устроить его "на должность ну хотя бы вахтёра". По этому поводу был поставлен коньяк и неплохая по меркам туунугурской интеллигенции закуска. Оба потенциальных благодетеля смотрели на эти потуги скептически.
– Ставок-то у меня нет, - извиняющимся тоном сказал Голубев, опорожняя рюмку с вареникинским коньяком.
– А я не буду писать диссер полностью. Отредактирую, разве что, - с такой же интонацией произнёс Киреев.
Открылась входная дверь, и на пороге возникла секретарша Голубева.
– Анатолий Сергеевич, я уже не знаю, что в отдел писать...
– начала она.
У Киреева отвисла челюсть. Он узнал секретаршу. Это была Светка Вишневская - бывшая его коллега. Киреев когда-то помогал ей составлять лекции по экономическим дисциплинам. В те времена Вишневская была связана скоропалительным браком с начальником заготконторы металла и утиля, за которого вышла, как сама говорила, "не помня себя".
– Светочка, - смущаясь, прервал её Голубев.
– Сколько раз я вас просил стучаться перед тем, как войти? А если я здесь в трусах? Или без оных?
Светочка окинула взглядом собравшихся, поджала губы и произнесла:
– Извините, что мешаю вам распивать спиртное на рабочем месте.
И гордо удалилась.
Голубев вздохнул.
– Вот как мне с такими быть?
– Анатолий Сергеевич, - вымолвил Киреев.
– А с каких это пор у вас Вишневская подвизалась?
– Да с тех самых, как у вас кавардак
Киреев поставил рюмку на стол.
– Прошу прощения, я сейчас вернусь.
Он направился в туалет, потом заглянул в секретариат.
– Ну привет, Светка. Как жизнь?
Та подняла на него карие глазищи, оторвавшись от монитора.
– Привет.
– Что, из института ушла?
Секретарша опустила взгляд на экран компьютера.
– Зачем же?
– сказала она, не глядя на Киреева.
– Я здесь на полставки.
– Потянуло на археологию?
Светка подпёрла подбородок кулаком.
– Ну жить-то надо.
– Говорят, мамбет продолжает зверствовать?
– Как всегда.
– И что, будешь защищаться?
– Да я бы и так защитилась, - она улыбнулась.
– У меня давно диссертация готова.
– Ну успехов!
– Спасибо.
Вообще, со Светкиной внешностью можно было не забивать себе голову пустяками, вроде работы. Само её появление придавало статусности потенциальному мужу. Но Светкины амбиции не позволяли оставаться на положении красивой куклы. Она честно защитила диплом и честно написала диссертацию, даже не запрыгивая на "конвейер". Со сборщиком металлолома у неё жизнь предсказуемо не сложилась (говорят, он так и не научился отличать леди Диану от леди Гамильтон), а Белая совратила Вишневскую перейти на должность институтского экономиста. С тех пор они с Киреевым пересекались лишь эпизодически.
И вот теперь, встретив её в музее, Киреев безмерно удивился - неужели даже Вишневскую попёрли? Да нет, куда там! Разве Вишневскую попрут? Небось, ещё сделают лицом института. Разве может Степанов отказаться от такого актива?
В директорском кабинете тем временем уже кипели политические страсти. Демократ и антисталинист Голубев, язвительно усмехаясь, говорил:
– Этот состав Думы хорош уже тем, что его можно расстрелять поголовно.
Вареникин по старой памяти вступался за коммунистов, хотя и не возражал против массовых расстрелов в принципе.
Киреев сходу включился в дискуссию.
– А я ведь коммуняк на Степанова натравил, - проинформировал он, кратко поведав о своей борьбе.
– Вы - молодец, Толя, - вскричал Вареникин.
– Так с ними и надо. Морально я с вами. Не отступайтесь!
Голубев тоже со своей стороны выразил ему поддержку как защитнику справедливости, но не одобрил сотрудничества с КПРФ.
– Это всё равно, что одних бесов науськивать на других. Так и так победят бесы.
– А вот тут я с вами не согласен, Анатолий Сергеевич, - завёлся Вареникин.
И пошло-поехало. Словопрения продолжались до девяти вечера.
Выползая из музея (Вишневская давно ушла), Вареникин чуть не столкнулся с каким-то якутом. Того качало, точно судно в шторм, на одежде отпечатались следы многочисленных падений. Вареникин, сам едва ворочавший языком, проводил его глазами.
– Запомните, Толя, - сказал он, подняв указательный палец.
– Мамбетов не кормить, не дразнить, но главное - не поить! Это вам и Фрейдун Юханович подтвердит. Уж сколько он навидался их у себя в общаге. Везут, понимаешь, сельскую шпану, а нам - дрессируй...