Твой пока дышу

Семакова Татьяна

Нервно веду кадыком, пытаясь проглотить кактус, который она непринуждённо затолкала мне в глотку одним лишь вопросом.

– Да, – хриплю и отвожу взгляд, не выдерживая её разочарованного.

– Это мелко, Паш. И подло.

– Это неосознанно, – огрызаюсь, встречаясь с ней взглядом. – И так было удобно, – дебильная отмазка, но другой не имею.

– Признайся или я перестану тебя уважать.

Для начала, блядь, мне надо признаться самому себе. В самом низком и самом скотском поступке в своей жизни. В том, что прекрасно видел, как Лерка нравится Панфилову. В том, что трахал

её годами, без удовольствия, но регулярно, просто чтобы не трахал он. Просто чтобы он чувствовал то же, что чувствовал я. Боль и отчаяние.

– Я не оправдываю её действия, – говорит уже мягче, – она действительно долбанутая, связь с Глебом в очередной раз это доказала, но ей не психолог нужен. И даже не психиатр. Ей, как и всем, нужна лишь любовь. Забота, тепло и крепкое плечо. Опора, поддержка, уверенность в завтрашнем дне…

– Понял. И был неправ, признаю, – выдыхаю, скидывая последний груз с души.

– Вот и славно… – вновь перевоплощается в ласковую кошечку, вынося мне мозги резкой сменой настроения.

Навела порядок в моей черепушке, подмела метлой своей всех – теперь уже дохлых – тараканов, успокоилась и прилегла сверху, копошась и пристраиваясь поудобнее.

– Но извиняться перед ней не буду, – добавляю строго.

– Перед ней и не надо, много чести, – презрительно фыркает, целует в грудь, прикрывая глаза и размеренно посапывая. Намеренно размеренно.

Хотел было посмаковать маленькую победу, пообсасывать со всех сторон, пока не догнал реальный смысл сказанной ей фразы.

Блядь.

На следующий день поехал к Панфилову с извинениями. С искренним раскаянием через всю рожу и бутылкой отменного коньяка.

– Дятел, – беззлобно выплюнул мне в лицо многоуважаемый Ростислав Александрович.

– Дятел, – подтвердил очевидное, получил приглашение пройти и то, чего совершенно не ожидал – верного друга, ещё не раз протянувшего руку помощи.

Как ей удалось собрать такую разношёрстную компашку и сделать из нас семью – ума не приложу. Каждого из нас, каждого по-своему долбанутого, с такими разными взглядами на жизнь, с разными характерами и разными судьбами. И не просто собрать. Сплотить, вплести друг в друга, прочно связать незримыми нитями.

Сделать. Счастливыми.

Матерь Психов.

Самая добрая, самая ласковая, самая нежная, самая заботливая, самая чуткая. С огромным любящим сердцем.

Жизнь моя. Душа моя. Мой мир. Моё всё.

ЭПИЛОГ

Кажется, будто никто даже не дышит. Будто останавливаются сердца. Будто вместе с ними замирает мир.

– Кнопка, мы ушли, – слышу ласковый голос мамы совсем рядом и отрываюсь от своих художеств. – Нет настроения? – кивает на довольно унылое изображение одинокого маяка на скалистом берегу, под которым раскинулось бескрайнее бурлящее море, выполненное простым карандашом. Я лишь пожимаю плечами. Настроение? Что это вообще такое? – Хочешь, останемся? Или поедем куда-нибудь все вместе?

Присаживается на край дивана и гладит меня по голове как маленькую девочку.

– Ма, это просто рисунок, – закатываю глаза

и отбрасываю альбом в сторону, подрываясь с дивана и всем своим видом излучая радиоактивное счастье. – А у вас традиция. Чья очередь?

– Моя, – на её лице появляется такая блуждающая ухмылочка, что перед глазами неминуемо рисуется сцена интимной близости с участием родителей, подталкивая недавно съеденное яблоко обратно к горлу. Чёртова фантазия, наградил же Господь!

– Весело вам провести время, – вымучиваю любезность через силу.

– Если решите разгромить квартиру, громите свою, – в гостиной появляется папа и разнузданной походкой подкатывает к маме, обнимая со спины и целуя в голову. Её руки тотчас опускаются на его, ухмылка сменяется мягкой улыбкой, а глаза прикрываются.

Вздыхаю.

Как бы отвратительно не было осознавать, что родители до сих пор занимаются сексом, их отношения для меня – эталон. Почти двадцать лет брака, а они всё так же нежно любят друг друга. И дважды в месяц стабильно ходят на свидания. Одно устраивает папа, одно – мама. И я бы хотела не знать, что во втором случае это ролевуха, но, увы, образ матери в костюме развратной горничной, который она примеряла накануне, намертво осел в моей памяти, оставив глубокую психологическую травму на всю жизнь. И это я молчу про те штаны на заклёпках, что она подарила ему на день отца три года назад. И про те другие, на подтяжках, в комплекте с ярко-оранжевой каской. Короче, зря я к ним в гардеробную полезла, никак теперь не развидеть.

– Ну всё, идите, пока я представлять не начала, чем вы там будете заниматься… – ворчу и морщу нос.

– Ой, да просто закажем еду в номер… – игриво фыркает мама и выскальзывает из папиных рук, пока он подвис, оценивая перспективы, и ослабил хватку. – Папа закажет! – ремарка из коридора.

Батя резко разворачивается и топит следом, бросая на ходу:

– До завтра, Кнопка.

– Кстати! – кричит мама вперемежку с озорным хихиканьем. Хотела было выйти их проводить, но резко передумала. – Завтра на ужин к нам приедут Каралашвили! Наконец-то полным составом!

Очевидно, распахивает входную дверь, потому как иначе я не могу объяснить, откуда в моей голове взялся этот чёртов сквозняк, сдувший порывом все мысли, кроме одной: Марк в городе.

– И нет мне до него никакого дела! – довольно громко убеждаю саму себя, пользуясь тем, что осталась в квартире одна. – И вообще, у меня планы!

– Как планы? – в дверном проёме появляется расстроенная мама, успевшая обуть только одну босоножку на высокой тонкой шпильке.

– Вот так, – выпаливаю первое, что приходит в голову, – у меня свидание.

– Какое ещё свидание? – рычит отец, влетая в гостиную в обуви. – С кем? Я хочу с ним поговорить. И чтоб в двенадцать была дома. Никаких ночёвок!

– Уймись, а? – морщится мама, тыкая его пальцем в бок.

– Снайперша, – привычно бубнит папа, тщательным образом пряча улыбку: грозный же. Надо марку держать.

Марк в городе…

– Почему бы вам не присоединиться к ужину? – гениальное предложение мамы, от которого лично у меня начинает дёргаться веко, зато папа от идеи в восторге: