Твоя навеки

Грэхем Лора

— Если ты не согласишься сделать это сейчас, мне придется специально приезжать сюда завтра. Тебе не жалко моего времени?

Он отступил назад, и продавщица шарахнулась от него, как от Кинг Конга.

Когда он загружал покупки в багажник «блейзе­ра», Фэйт спросила:

— Что случилось вдруг с этой продавщицей? Она же вначале казалась такой приветливой.

Мик захлопнул багажник, запер его и только после этого взглянул на

Фэйт.

— Полагаю,— сказал он тихо,— девушка не слишком любит индейцев.

Фэйт онемела от возмущения и невольного чув­ства вины. Мик подождал немного, пожал плечами и открыл дверцу машины.

— И часто тебе приходится с этим сталкивать­ся,— спросила она.

Мик на мгновение обернулся и кивнул.

— И ты так спокойно говоришь об этом.

— С тех пор, как я вышел из подросткового воз­раста — да!

— Но как же ты можешь...

— Золотая моя, злость в таких вопросах мало помогает. Ну хватит, если ты не передумала появ­ляться на людях в обществе страшного великана- индейца, пойдем поищем себе столик в ресторане.

Фэйт не передумала, и когда десять минут спус­тя они входили в зал ресторана, рука ее крепко сжимала локоть Мика, а подбородок был вызываю­ще приподнят. Вот сила духа, с восхищением по­думал Мик. А с виду она кажется такой хрупкой и беззащитной.

Мик уже не раз бывал в этом ресторане с друзья­ми и знал, что здесь ему не придется сталкиваться с махровым расизмом. Не то, что его сильно сму­щала такая перспектива, просто не хотелось пор­тить настроение Фэйт.

Кроме того, Мика устраивало здешнее меню: он предпочитал простую, но обильную пищу. Офи­циантка хорошо знала помощника шерифа по прошлым визитам, держалась дружелюбно, и Фэйт мало-помалу успокоилась.

— Не надо петушиться из-за меня, Фэйт,— сказал Мик.— Бороться с предрассудками — все равно что биться головой о стену. Хвала дядюшке Сэму — благодаря ему я объехал полсвета и одно усвоил наверняка: нет или почти нет таких людей, которые не имели бы предубеждений против кого-то.

А потом, подумал он, я не тот, за кого тебе следу­ет заступаться. Кто я? Мираж, обман зрения, на­важдение. У тебя своя жизнь, у меня — своя, и теперь, когда Фрэнк Уильямс пойман, ничто не по­мешает нам каждому пойти своим путем. В конце концов дрезденская фарфоровая статуэтка и зачер­ствелый служака-метис — явно не пара. И как толь­ко ты почувствуешь себя в безопасности, потреб­ность в защитнике отпадет сама собой и ничто не помешает тебе стать просто доброй соседкой, с ко­торой меня ничего не будет связывать, кроме дру­жеских отношений и привычки прийти на помощь друг другу.

Он собирался после ужина сводить Фэйт в кино, но заметил, что она явно устала. Они оба почти не спали прошлой ночью, а потом она все же ждем ре­ бенка... Заплатив по счету, Мик подхватил Фэйт под руку и проводил к машине.

Когда в салоне автомобиля Фэйт пару раз зев­нула, Мик велел ей не стесняться, а спокойно подре­мать на заднем сиденье. Она заснула мгновенно, а Мик повел машину дальше, воспаленными от бес­сонницы глазами всматриваясь в серую ленту ноч­ной дороги.

Фэйт очнулась, охваченная животным ужасом: сильные руки подхватили ее и понесли — в темноту, в ночь...

Она закричала, колотя мужчину кулачками.

— Дочь Луны может ничего не бояться!.. Тсс, Фэйт. Это же я, Мик.

Мик! Слава Богу, это Мик! Ужас рас­таял, как снег под майским солнцем, и Фэйт, уткнув­шись в его шею, блаженно вдохнула запах его кожи.

— Знаешь,— сказала она, когда он внес ее в свою спальню,— я бы хотела стать для тебя тем, кем стал для меня ты.

Мик опустил ее на свою кровать, включил на­стольную лампу и произнес:

— Я спущусь вниз, накормлю скотину и заберу твою одежду из машины,— смущенно сказал он.— Ты больше ничего там не оставила?

Фэйт с необычной торжественностью взглянула ему в глаза и отрицательно качнула головой. Мик коротко кивнул и двинулся к двери. На пороге он, однако, остановился и, поколебавшись, бросил че­рез плечо.

— Ты всегда была для меня всем, Дочь Луны. Всем.

Он оставил Фэйт одну в состоянии крайнего смятения, а сам, громыхая сапогами, спустился вниз.

— Итак,— пробормотал он,— на склоне лет ты, Мик Пэриш, окончательно тронулся умом. Как во­обще можно было делать такое признание? Это же безумие. Полное безумие!

Но она и в самом деле была для него всем. Это ее девичий голосок звал его из замурованной ямы, в которой его погребли живьем вьетнамские партизаны, а потом поманил в округ Конард. В самые трудные минуты своей жизни, когда он готов был свихнуться, воспоминания о том лете, о том, как он учил Фэйт ездить верхом, бросать лассо, ловить рыбу, эти воспоминания помогли ему устоять и со­хранить рассудок. Трудно поверить, но все так и бы­ло: он закрывал глаза, и воспоминания о самом сча­стливом лете в его жизни оживали перед ним.

А сейчас перед ним была явь, и он никак не ре­шался поверить, что это не сон, не плод его больного воображения.

Накормив скотину и забрав вещи из машины, Мик вернулся в свою комнату. За дверью ванной шумно лилась вода из душа. Хорошо бы и мне тоже принять душ, подумал Мик. Вместе с ней. Он поста­вил на пол сумку с вещами и задумался. Было бы так славно встать под горячие упругие струи воды, намылить Фэйт с ног до головы, затем позволить ей проделать то же с ним... Волна сладкой дрожи пробежала по его телу, стоило представить себе эту картину.