Твоя навеки

Грэхем Лора

Мик швырнул трубку на рычаг и обернулся. Фэйт, приподнявшись, смотрела на него во все глаза.

— Фрэнк арестован, Фэйт.

Фэйт судорожно вздохнула и, зажмурив глаза, закрыла лицо руками.

— Ну наконец-то,— еле слышно вымолвила она.

— Некоторое время ему придется посидеть в ку­тузке, а затем его скорее всего вышлют под охраной в Техас. Теперь тебе нечего бояться.

Фэйт

открыла глаза, и с ресниц ее скатились две слезинки.

— Боже, Мик!— Позабыв о всякой сдержанно­сти, она повисла у него на шее, из груди ее вырвался стон облегчения.— Боже, Мик, у меня словно камень с души свалился.

Мик держал ее в объятиях, прислушиваясь к смеху, смешанному со слезами, и никак не мог отде­латься от ощущения, что не все так просто, как он сам только что изложил, и история с ее бывшим му­жем ни для Фэйт, ни для него еще не закончена.

— Давай устроим праздник,— предложила вдруг она, вся сияя от радости.— Боже, у меня ты­сячу лёт не было ни одного праздника.

— Как захочешь,— отозвался Мик.— Устроим вечеринку? Я смогу собрать по такому поводу кучу не кучу, но приличное число людей, причастных...

Фэйт прижала к его губам пальчик.

— Не желаю никаких людей!— хрипло прошеп­тала она.— Хочу праздновать вместе с тобой и ни с кем больше.

За свою жизнь Мик принимал участие в бес­численном количестве празднеств, праздников и вечеринок по случаю завершения успешной операции, по случаю женитьбы друзей, по случаю рождения их детей. Но никто и никогда не празд­новал что-нибудь с ним одним, только с ним. Не бы­ло такого случая, и все тут!

— О'кей,— сказал он, подозрительно часто мор­гая.— Что именно ты хочешь предложить?

Фэйт вдруг покраснела и прикусила губу.

— Вообще-то, со стороны все это должно вы­глядеть ужасно.

— Что именно? О чем ты?

— Ну-у, ужасно ведь так радоваться из-за того, что кого-то посадили в тюрьму.

Мик улыбнулся и отбросил с ее лба прядь не­покорных волос.

— Фэйт, если бы ты после всего пережитого пошла в тюрьму и застрелила его как бешеную со­баку, никто, думаю, не осудил бы тебя. А ты стесняешься своей радости.

Фэйт осторожно покосилась на него.

— Ты действительно так думаешь?

— Ну, конечно. Уж по крайней мере маленький праздник по случаю долгожданного избавления от Фрэнка тебе явно не повредит. Ну что касается ме­ня, то за шампанским дело не станет. Но, может быть, нам лучше съездить в ресторан Ларами и там отметить это событие?

— Отлично, но сперва съездим ко мне домой, я переоденусь. Не могу же я ехать в ресторан в таком виде, как сейчас?

А-а, черт, подумал Мик. Нет никакого способа выкрутиться и уйти от ответа. Откинувшись на по­душки, он привлек ее к себе, исподволь наблюдая за выражением ее лица, на котором были написаны ожидание и радость.

— Фэйт, боюсь, что с переодеванием ничего не выйдет. Фрэнк всю твою одежду... попортил...

Радость поблекла, уступив место слишком зна­комому страху.

— Попортил?..— с дрожью в голове спросила она.— Неужели всю? Конечно, ее там не так много, и я смогу... Как, всю мою одежду?

Она закрыла рот рукой и стала бледнее мела.

— Что он с ней сделал? Сжег? Однажды уже так было... Так он ее сжег?..

Мик стиснул зубы и отвел глаза в сторону.

— Он ее... порвал в клочья,— после некото­рой паузы сказал он, ухватившись за слово «порвал» вместо другого — «порезал».— В любом случае, это не проблема. Одна смена одежды у тебя есть, а пе­ред рестораном мы вполне можем заехать в магазин готового платья и купить тебе что-нибудь новень­кое.

— Мик,— оборвала она его вдруг, и он увидел, как по щекам ее заструились слезы.

— Да, пусть Дочь Луны говорит,— полушутли­во сказал он, осторожно поглаживая ее по голове.

— У меня такое ощущение, что этот ужас ни­когда не кончится. Никогда!

— Кончится. Поверь моему слову. В конце кон­цов его уже поймали, и он сидит в тюрьме.

— Он и раньше сидел в тюрьме, но и тогда я не чувствовала себя в безопасности.

Против такого довода возразить было трудно.

— Я тебя понимаю,— сказал Ник угрюмо.— И на это могу сказать тебе одно: положись на меня.

— На твоем месте я бы обязательно взял этот свитер,— объявил Мик, подходя к примерочной. Лицо приторно улыбающейся продавщицы тут же перекосилось, словно она проглотила жабу. Только слабоумный не прочел бы в ее гримасе ужас и от­вращение к этому верзиле индейцу, с которым такой маленькой и хрупкой куколке приходилось иметь дело.

— Мне он тоже кажется довольно симпатич­ным,— согласилась Фэйт.— Но он слишком до­рогой. Лучше я возьму голубой.

— Но бледно-лиловый — твой цвет.

Фэйт подняла глаза, и лицо ее озарилось бла­годарной улыбкой.

— Ты так думаешь?

— Не думаю, а вижу. Позволь, я куплю его для тебя, ну, скажем, в качестве рождественского по­дарка.

— Но до Рождества...

Мик неумолимо мотнул головой.