Ты теперь моя
Шрифт:
Красиво, блядь.
Она красивая. Изящная спина с острыми бугорками позвонков. Узкая талия. Округлые полушария задницы. И там, между ножек, она тоже самая красивая.
Снова обнимая Юлю, вжимаюсь пахом ей между ягодиц. Осторожно раскрываю ее пальцами. Медленно глажу — она горячая и припухшая. Влажная, но это остатки прошлого удовольствия, а я хочу, чтобы по-новой потекла.
Юля наверняка физически изнурена, но не жалуется. А я просто не могу перестать ее трахать. Мне хочется делать это непрерывно.
— Почему у меня ощущение, что ты на меня охотишься? — ее голос звучит сипло.
Она еще не отошла после сна, а до этого много кричала.
— И почему? — невольно усмехаюсь.
Чувствую, как по Юлиной коже бежит чувственная дрожь. Начинаю отсчет, когда она придет в нужную готовность.
— Ты так сосредоточен, так нетороплив, методичен в каждом движении… — стоит надавить на клитор, ее бархатный голосок с хрипом срывается.
Получая этот отклик, машинально стискиваю свою мурку крепче. Прижимаясь щекой к ее щеке, втягиваю носом смешанный запах — она пахнет сексом, пахнет мной. А я на собственной коже улавливаю ее нежно-медовый ароматический след.
— Ты наблюдаешь и прислушиваешься… — продолжает Юлька. — Не напираешь, но и расслабиться не позволяешь…
Я снова усмехаюсь.
— Ты же не думала, что мы здесь на рассвет смотреть будем?
— Признаться, думала. Но недолго.
— Расстроена?
— Немного.
— Тогда смотри, — выдыхая, прикусываю кожу на ее шее. — Пока у тебя есть такая возможность.
— Смотрю.
— Заметно.
Глаза прикрыты. Трется задницей о мой член. Вздрагивает от каждого касания и каждого поцелуя.
— Тебе нравится? Этот рассвет?
— Да.
Даже глаза не открыла.
— Если мы на охоте, как думаешь, когда я перейду в атаку?
— Я не знаю.
— Тебе страшно?
Несколько напрягает тот факт, что этот простой вопрос заставляет ее задуматься. От усердия между бровей даже появляется залом.
Я мог бы особо не заморачиваться, просто разбудить ее и принудить к сексу. Знаю, что не оказывала бы сопротивления. Но так мне не надо. Я люблю сводить ее с ума. Раздвигать границы дозволенного. Дальше и дальше. Чего греха таить, я уже их все нарушил.
— Да. Мне немного страшно, — озвучивает Юля и вздрагивает, покрываясь множеством мелких мурашек.
— Почему?
— Я не знаю.
— Я не причиню тебе боль.
— Это… другое… Я не знаю, как объяснить…
— Я был в каждом уголке твоего тела. Я уже всецело тобой обладаю, — говорю почти шепотом, голос охрип. Не переставая ее гладить, растираю прибывающую влагу между чувствительных складок. — Ничего ужасного я с тобой не сделаю. Не бойся меня, мурка Юлька.
Она растягивает губы в улыбке и коротко смеется, но давится воздухом, когда я кусаю ее за плечо и, пробегая губами выше, всасываю шелковую кожу на шее.
— Ох, Боже, черт…
Течет моя мурка. Влага тянется за пальцами вязкими полосками. Когда убираю руку, отстраняюсь и смотрю на нее сзади, эти полоски спадают прозрачными нитками на подоконник. Юля больше не разговаривает, практически не двигается, лишь тихо и прерывисто вздыхает, ожидая дальнейших действий с моей стороны.
Направляю внутрь нее член.
— Ох, черт… — сипло выдыхает.
Выгибаясь, оттопыривает задницу, предоставляя мне максимальный доступ.
— Ты так течешь, мурка, охренеть просто…
Тот самый момент, когда я отпускаю контроль, случается на самом старте. Я должен начать двигаться, но не могу справиться с реакциями своего тела.
Никаких мыслей. Никаких оборонительных щитков. Никакой тактики. Никакого контроля.
Трахаю ее медленно. Очень медленно.
Юля шипит, рвано дышит, попеременно всхлипывает и постанывает. Ее тело будто капкан, в который я опрометчиво угодил, и из которого я не хочу выбираться. Я ею словно бесом одержим.
Не знаю, сколько по времени это длится. Умышленно растягиваю удовольствие. Когда накрывает слишком сильно, с влажным звуком извлекаю член. Даю нам обоим несколько секунд передышки. Смотрю на нее там. Размазываю обилие смазки между складок, тяну выше, чуть вжимаю палец в тугое и нежное кольцо ануса. Ласкаю только снаружи. Этого хватает, чтобы Юлька застонала неприлично громко, срывая голос.
— Ты ж моя девочка… Мурка моя… — честно признаться, слабо соображаю, что именно говорю ей. — Девочка Юля… Юлька…
Если это хриплое рычание, конечно, можно считать моим голосом. Хрен знает, разбирает ли посыл сама Юля. Колотит ее, той самой конвульсивной безудержной дрожью, которая разбивает слабостью каждую мышцу. Тащусь, что она такая.
Снова вставляю в нее член. Прихватывая ладонью округлое бедро, растираю по нему остатки смазки. Несколько толчков — Юля всхлипывает и издает размазанные булькающие звуки. Не позволяя ей кончить, замираю. Плотно смеживаю веки и стискиваю челюсти, не переставая шумно дышать через нос.
— Рома… Я… не могу… больше… Ромочка…
— Держись, мурка…
Да, в какой-то мере это пытка. Двигаюсь рывками и останавливаюсь. Двигаюсь и останавливаюсь. Говорить мы больше не можем. Тягучую тишину рассекают лишь наше общее тяжелое дыхание и Юлькины протяжные вскрики. Каждый ее стон, каждый всхлип и осипший вздох оседают на моей взмокшей от напряжения спине жаркой дрожью. Волнует она меня так, что пиздец просто. Глаза прикроет, плечом поведет, мурашками покроется, вздохнет чуть громче — все это фиксирую. Никогда не замечал, а сейчас замечаю. И реагирую. С ней все имеет значение. Абсолютно все.
Ведет меня как маятник. Будто температура в теле за сорок скакнула. Ничего сознательного не остается. Только инстинкты, среди которых одержимая похоть и одичавшее чувство собственности перекрывают все другие сакральные каналы.
Она принадлежит мне на исключительных условиях. Она — моя. Только моя.
Именно с этими прорезающими помутненное сознание мыслями я и довожу нас до верхней точки сумасшедшего оргазма.
Юля после этого забега вырубается не меньше, чем на шесть часов. На все попытки разбудить откровенно меня посылает. Один раз даже матом. Такая вот принцесса Мурка, мать ее.