Ты теперь моя
Шрифт:
— Дай мне свой номер. Встретимся, погуляем. Я тебя с Масиком познакомлю. Ну, Мася — это Максимилиан.
— Красиво, — вставляю я, ища пути отступления.
— Мы живем недалеко от вас. Я в парке рядом гуляю. Завтра будешь свободна? Между десятью и одиннадцатью?
— Нет. Мы с Ромой на охоту собираемся, — выпаливаю, что приходит в голову.
Наталья впервые с тех пор как мы сели за стол замолкает. Лишившись дара речи, переводит взгляд на Саульского, а я мысленно к нему взываю, чтобы поддержал мою легенду.
— Воскресенье мы всегда проводим вместе, — говорит
— Вместе, — зачем-то поддакиваю я.
— Хах, а Лариса не верила мне, — встревает сидящий напротив мужчина. Только сейчас я узнаю в нем охотника, которого мы встретили на открытии сезона. — Не верила, что девочка…
— Гриша! — одергивает его, вероятно, та самая Лариса. — Ну, какая девочка?
— Простите, Юлия Владимировна, это я исключительно с уважением, все-таки вы против меня весьма юны. Не обессудьте, — говорит как настоящий интеллигент. Если бы не глубокий белесый шрам, рассекающий щеку от глаза до подбородка, я бы поверила, что он не с «нашего» берега. — Так вот, Лара моя не верит, что девочка способна свалить косулю.
— Это все Рома. Он научил меня обращаться с оружием.
Слегка прищуриваюсь, неосознанно подражая манере Саульского, когда «Лара моя» переключает на него свое внимание. Не нравится мне этот ее взгляд. На Гришу своего она так не смотрит.
— Юля быстро учится. Ей и амурский медведь под силу.
— Ну, надо же!
Это, конечно, огромное-огромное преувеличение со стороны Ромы, но всяким Ларисам явно стоит меня опасаться.
— Очень неожиданно, — выдает та, улыбаясь с заметной натяжкой.
— Так вы завтра на охоту? — не унимается Гриша. — Можно присоединиться?
— Мы охотимся только вдвоем.
Гул голосов как-то разом стихает. Мягко раскачиваясь, зал заполняет медленная, буквально тягучая, музыкальная композиция. Ставницер с Катериной Львовной первыми выходят на танцпол, а за ними подтягиваются остальные гости. Но я, будто зачарованная, продолжаю наблюдать за мэром и его женой. Случается же такая любовь… Столько лет вместе, а по сей день смотрят друг на друга с ощутимой теплотой. Да не просто привязанность это, о которой рассказывала мне Тоня. Каждый взгляд наполнен любовью.
Это так трогательно, словами не передать!
— Сауль, разрешишь пригласить Юлю Владимировну на танец? — мужской голос с затяжным торможением прорывается в мое сознание.
Я успела отвлечься. На миг забыла даже, в какой компании нахожусь.
Взгляд Ромы вмиг тяжелеет и наполняется глубинной темнотой. Не на меня направлена проснувшаяся в нем агрессия, но я помимо воли вздрагиваю.
— Моя жена танцует только со мной.
Нет никакой необходимости подчеркивать отказ, но Саульский это делает. Поднимается и, протягивая ко мне руку, приглашает на танец.
Закрывает собой, едва мы оказываемся в центре площадки. Охотно к нему прислоняюсь, кладу на плечи ладони, ощущая приятнейшее волнение, вжимаю в плотную ткань пиджака подушечки пальцев.
Он ведет. Я следую. В этом простом акте, как и во всем остальном с недавних пор, выражается мое безусловное доверие. Я научилась.
— Последнее время мы часто танцуем, — мурлычу, жмурясь от удовольствия.
— Так удобно оценивать обстановку в зале.
— Ну, конечно, — встречая его взгляд, улыбаюсь шире. — То-то я смотрю, на меня совсем внимания не обращаешь.
— Я все успеваю.
— Угу, — бормочу с той же отрадой.
Вот же упертый! Никогда не признает свои чувства. Я тоже сейчас действую умнее. Веду себя легко и беззаботно, не поднимаясь на тот уровень, против которого он выступает.
— Никакой с тобой романтики, Рома. А я хочу!
— Будет тебе романтика, Юлька. Дома.
Почему-то нравится, когда он так меня называет. Слышится в этом какая-то несвойственная Саульскому нежность.
— И что же это за романтика, интересно? — прижимаясь крепче, кладу ему на плечо голову. Но долго сохранять неподвижность, как обычно, не удается. Мазнув губами подбородок, закидываю обе руки ему за шею. Сплетаю на затылке в замок. — Красивенько меня отлюбишь?
Напоровшись взглядом на пожилую даму, идущую рядом с нами в танце, мило ей улыбаюсь. По вытянувшемуся лицу легко определяю, насколько хорошо ей слышен наш разговор, даже учитывая спокойные переливы музыки. Однако меня это не особо волнует.
Саульский добивает:
— Отлюблю. В разных местах и в разных позах. Этого добиваешься?
Сцепляя крепче пальцы, слегка отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Ваще. Мечта просто. Ты же меня нежненько, м? С чувством, с толком, с расстановкой?
— Естественно, Юля. Как ты любишь.
— А ты?
— И я.
— Тогда договорились.
Смотрит так, что мне больше никаких слов и обещаний не нужно. Знаю, что мой он. Знаю.
Мой.
Глава 34
Мы одни во вселенной, когда задёрнуты шторы.
Юля
Переступаю порог дома, и мое настроение в двадцать пятый раз за день меняется. Еще каких-то пятнадцать минут назад я злилась на Рому и, не стесняясь в выражениях, всю дорогу до дома ему об этом докладывала.
Порой, особенно в определенные дни месяца, ничего не могу с собой поделать. В одну минуту я счастлива тому, что имею и радуюсь любому пустяку, а в другую — какая-то мелочь меня лишает самообладания. Единственное, что выяснять отношения теперь стараюсь только наедине. Если бы мы возвращались из ресторана с Макаром или Назаром, внутренне кипела бы до самого дома. А так бурные возмущения относительно того, что он оставлял меня одну, успешно излиты. Ездил, как пояснил позже, куда-то в область. Почему не сказать об этом до поездки? Я же волновалась! Спать не могла. Думала и думала только о нем. А Саульский заявился через двое суток сильно под вечер и как ни в чем не бывало скомандовал собираться на выгул. Вину свою таким образом заглаживал. Целоваться полез — знает, это наиболее быстрый способ меня усмирить. Я, конечно, попыталась разыграть снежную королеву, но вышло не слишком достоверно, что разозлило меня еще сильнее.