Ты теперь моя
Шрифт:
Я сказать должна. Должна… Душат эти слова. Рвутся из груди. Не могу больше их удерживать.
— Рома… Ромочка… Я тебя… Я тебя очень люблю… Все это время… Люблю… Только тебя… Всегда…
Все вокруг перестает функционировать. Прекращается даже циркуляция воздуха. В груди моментально возникает горячее жжение.
— Юля… — да, то, как он произносит мое имя — это яд.
И одновременно противоядие. Он, безусловно, меня убивает. И воскрешает. Все это в течение коротких головокружительных секунд.
Теперь Саульский набрасывается на
Ощущений так много! Хочется ускользнуть и тут же еще крепче прижаться. Разлетаюсь на искрящие атомы. Разлетаюсь…
— Твой запах… Твой вкус… Юлька… Моя… Моя же! Ты — моя. Моя. Моя. Моя. Навсегда.
— Вместе…
— Вместе.
Крепче сжимает меня руками. Скользит ладонями вверх по спине и обратно вниз. Сжимая бедра, толкается в мой живот пахом.
О-о-о… Бо-ж-ж-е-е…
Вздрагиваем. Нас обоих будто током пробивает. Саульский тяжело вдыхает и выдыхает, а по моему телу еще долгим отголоском рубит дрожь.
Я знаю, чего он хочет. Я тоже хочу. Хоть мне все еще дико страшно.
Восстанавливая дыхание, откидываю голову, упираясь в стену затылком. Рома горячо и влажно целует мою шею, спускается ниже и, не мешкая, дергает ткань домашнего сарафана вместе с лифчиком вниз, полностью обнажая мою набухшую грудь. Я замираю, на мгновение переставая дышать. Часто моргаю, поддаваясь необъяснимой панике. Но, блин, это же Саульский! Его не смущает даже то, что из сосков начинает сочиться молоко. Продолжая насиловать и жалить ртом сверхчувствительную кожу, он с откровенной похотью размазывает его по моей груди.
Маньяк… Мой…
— Я же тебя сейчас прямо здесь… Юля… Мурка моя… Я тебя прямо здесь… Мать твою… Не отпущу, Юлька…
Я прикрываю веки. Давлюсь бурным выдохом.
— Мне немножко страшно, — улучив возможность, честно признаюсь ему.
— Почему? Почему тебе страшно, девочка моя? Не бойся… Ты только никогда меня не бойся, родная… — сердце разрывается от его слов и тона, которым они сказаны. — Юлька… Не молчи… Юля…
Надо же, до чего мы дошли: суровый сдержанный Саульский просит меня, импульсивную балаболку, говорить. Тут бы рассмеяться. Но мне совсем не смешно.
— В этот раз так высоко падать… Так высоко… — выдыхаю прерывистым шепотом.
Он понимает. Скользнув ладонью по моей шее, прижимается к лицу своим лицом.
— Юля… Юлька… Мы же вместе. Теперь навсегда. Вместе. Юля… Я с ума схожу… Давай… Еще один шаг. Последний. Давай.
Не осознаю, но уже киваю. Часто и судорожно.
— Я так соскучилась… Рома… Так… соскучилась… Душу на куски рвет… — молочу, пока он несет меня в спальню. И тут же встрепенувшись, взволнованно бормочу: — Господи… А вдруг вернутся…
— Не вернутся.
Не случайно, значит. Позаботился, чтобы нам никто не мешал. В этом весь Саульский.
Уложив меня поперек кровати, принимается раздеваться.
— Снимай все, —
Благо одежды на мне немного. Стягиваю сначала трусы, затем, подцепляя трясущимися пальцами сарафан, трамбую тонкую ткань под грудь и торопливо стаскиваю его вместе с лифчиком через голову.
Я голая. Он тоже.
Время вновь застывает, когда мы, тяжело и хрипло дыша, словно одуревшие подростки, жадно рассматриваем друг друга. Я помню и не помню его тело. Это трудно объяснить. Он такой же охренительно большой и мускулистый. Литой. Красивый. Сексуальный. Но сейчас он как будто чужой. Незнакомый. И вместе с тем мой, конечно.
Он — мой.
Смотрю и себя теряю. Дышу и огнем пылаю.
Точно знаю, какими именно желаниями горю. Мне его ласкать хочется — руками, губами, языком. Чувствовать его горячую кожу. Ощущать потрясающую тяжесть тела. Ловить на себе терпкий шлейф его запаха.
Хочу… Его вот такого, откровенно возбужденного и зверски голодного. Хочу его глубоко в себя. Чтобы было, как раньше, томительно больно и восхитительно приятно.
Хочу полностью подчиниться так, как он всегда требовал. За его животную страсть любовью заплатить. Так мы сошлись. И не может быть иначе.
Матрас между моими ногами пружинит и прогибается, когда Саульский вжимает в него колено и, упираясь руками, двигается на меня. Замирает, когда наши лица оказываются друг напротив друга.
Глаза в глаза.
На пике эмоций меня душат слезы. Только бы не заплакать… Нельзя. Это все испортит. Взглядом его зову.
Опускайся. Трогай меня. Осторожно… Нет… Так, как умеешь…
Я выдержу…
Боюсь и, как всегда, спешу.
— Быстрее… Так мне будет легче.
Он приближается, а у меня кровь закипает. Сердце тормозит. Кислород в легких заканчивается. Он вдыхает мой запах. Впиваясь в губы, своим пьянящим дыханием наполняет.
Грудью на мою грудь опускается. Я дергаюсь, плыву чувственной горячей судорогой и машинально вцепляюсь пальцами в его крепкие плечи.
Чувствую… Чувствую его массивный раскаленный член между своих гостеприимно расставленных ног. Захлебываясь удовольствием, глаза распахиваю и тут же, вжимая затылок в матрас, закатываю.
— Да… Т-так-так-так… Имен-н-но так…
Саульский смотрит. Но меня это не смущает. Я больше не стесняюсь своих ощущений. Потому как знаю, что они его поднимают в ту же невесомость, где нахожусь я.
Еще чуть-чуть, и будем падать…
Мой пульс, вырабатывая нездоровую скорость, совершает очередной рывок. Слышу лишь его, когда Рома трогает меня между ног пальцами. Я бесстыдно теку, изнываю от желания.
Душой и телом обнаженная. Бесстыжая. Жаждущая. Его.
Срывай…
Вскрикиваю от удовольствия, когда Саульский, размазывая вязкую влагу, мягко нажимает пальцем на пульсирующий узелок сверхчувствительной плоти.
— Юль… — тяжело и хрипло выдыхает. Встречаю его взгляд. — Сейчас не закрывай глаза.