Ты теперь моя
Шрифт:
— Юля… — целую ее в висок и ухмыляюсь просто потому, что мне хочется. — Нагрелась? Солнца мало или много? — спрашиваю осипшим голосом.
— Много, — отзывается она прерывистым шепотом.
И вцепилась ведь, ногти ее на лопатках чувствую.
— Ослепило?
— Ага.
— В дом идем?
— Угу.
— Идем.
Встряхнувшись, расправляет моя мурка плечи. Улыбается так, как только она, моя родная, умеет. Вот что по-настоящему ослепляет. Люблю, когда она так делает. Мне обычно подобное проявление эмоций чуждо, но ее улыбку тяжело игнорировать. Сам не замечаю, как в такт с ней чаще дышу и улыбаюсь так в охоту.
— Богдан хорошо спал в обед? — тут голос уже по иной причине хрипнет и падает.
— Не очень.
— Есть шанс, что ночью будет спать нормально?
Юлька краснеет, но не от смущения. От удовольствия. Смеется понимающе.
— Тоже на это надеюсь.
Мы вместе пытаемся приучить сына к раздельному сну. Теперь он занимает соседнюю комнату, и по ночам единственной соединительной точкой между нами служит радионяня. В доме хорошая звукоизоляция, поэтому без этой штуки не на что надеяться. Юля и с ней все еще вскакивает и со словами «вдруг что-то сломалось» несется лишний раз проверять.
Ночи наши, несмотря на углубляющуюся темную пору, короткие. Но, следует заметить, весьма и весьма насыщенные.
Тот, кто меня когда-то нарек Архангелом, Юлю мою не видел. Черный ангел во плоти. Столько в ней всего намешано, не перестаю удивляться. Днем, кажется, все та же чистая невинная девочка. А ночью, когда начинается наше личное время, огонь в ней пылает. Смотрит моя Юлька совсем по-другому. Одуряюще бесстыже и порочно. Вся кровь махом в пах уходит, и я забываю, что каждый день себе обещаю быть с ней осторожным.
Срывает все заслонки. Заставляет полноправно звериное нутро обнажить.
Да, я все тот же конченый мудак, дико прусь от того, что могу каждый день свою любимую мурку трахать. Стараюсь, безусловно, стараюсь обходиться с ней не слишком грубо. Пока сама Юля не подталкивает меня к краю, провоцируя тягу действовать откровенно жестче.
Бесцеремонно срываю с нее платье. Трусы вниз по ногам рывком стягиваю. Она вскрикивает, но в этом грешном звуке нет и грамма протеста.
— Ох, черт…
— Что ж ты, мурка, неосторожная такая…
Вжимаю ее лицом в матрас. Бегло пальцами по позвоночнику прохожусь. Нагло обхватываю округлые ягодицы. Скольжу ладонями ниже и широко развожу ее бедра. Трогаю пальцами влажные и припухшие половые губы, с упоением размазываю по нежной плоти соки ее порочного удовольствия. Приставив к ее жаркому входу член, не сразу толкаюсь. Жду, пока Юля, постанывая, тереться об меня начинает. Подаваясь назад, самостоятельно нетерпеливо насаживается.
С низа моего живота горячая волна поднимается. Кажется, что грудная клетка одномоментно расширяется и сжимается. Инстинктивно голову назад откидываю.
Шипим в унисон. Потом так же протяжно стонем. Все у нас с моей муркой естественно и до безобразия пошло. Без наигранных вздохов и внутренней зажатости.
Сцепляю зубы и, крепко схватив ее за бедра, рывком вхожу до упора. Юля давиться воздухом, хныкает, но принимает. Сильнее прогибается в пояснице и судорожно комкает в кулаках простынь. Стонет долго и громко.
Даю ей несколько секунд. Сам глаза прикрываю и планомерно перевожу дыхание.
— Скажешь, когда будешь кончать… я хочу тебя в рот…
Милая… Моя милая Юлька…
Невидимым мастером под меня лично созданная. Она убить меня решила?
Впиваясь пальцами в ее бедра до белизны, несколько раз жестко двигаюсь внутри нее и, прохрипев нечленораздельное ругательство, резко выхожу. Разворачиваю, потому что лицо ее видеть хочу.
Наваливаясь всем весом, безжалостно вдавливаю свою хрупкую изящную мурку в матрас. Выбивая очередной задушенный вскрик, снова толкаюсь в ее жаркое влажное нутро. У самого по спине раскаленная волна сходит.
Ловлю пальцами ее подбородок. Глубоко целую, крайне пошло. Но нам с Юлей так нравится. Она принимает меня всем своим существом. И я врываюсь грубо и жадно.
Она сходу дрожать начинает — выразительно и часто.
— Юлька… Юлька… Останови меня… Попроси быть мягче… Давай займемся любовью… Хочу с тобой ласково… — покрываю быстрыми голодными поцелуями ее шею и плечи. — Хочу тебя избаловать… Ласково хочу… Тебя, мурка моя, ласково… — тонкую кожу всасываю, влажно кусаю, неосторожно следы оставляю.
— Ты и так со мной ласков… Рома… Мне нравится… Ты ласков…
Сцепляемся взглядами. Слушаем надрывное дыхание друг друга. А потом я начинаю в ней двигаться, и мы, в поисках дополнительного ресурса, уже губами врезаемся. Одержимо и долго целуемся.
Не прекращаю вбиваться, пока Юля не кончает. Она отрывается и, прокричав мое имя, вгрызается зубами мне в шею. Я это лишь отстраненно отмечаю. Все силы в другом месте сосредоточены. Мать твою, как она сжимает… Пульсирует, обжигает, топит в вязкой влаге своего наслаждения. Двигаюсь в заданном ритме, чтобы продлить ее удовольствие, хотя самого уже темным полотном накрывает.
— Я сейчас… Не передумала? — удерживаю ее взгляд, пока в нем отдаленная ясность не мелькает.
— Нет… Хочу…
Содрогнувшись, резко выскальзываю из нее. Приподнимаюсь на руках и схожу с кровати. Выпрямляюсь у подножья. Юля следом соскальзывает и практически падает передо мной на колени. Прикрывая глаза, осознавая, что сейчас мне, чтобы кончить, достаточно одного ее вида. Чувствую ее горячее дыхание, жар губ и неторопливую жадность влажного рта. Не в первый раз она у меня сосет, но я каждый раз с катушек слетаю.