Тяжкий груз

Кунцев Юрий

— И тогда вы сдались?

— Нет, тогда я испугался еще сильнее и стал игнорировать все его требования, — виновато признался Петре. — Минуты через две он замолчал и ушел. Я тогда еще подумал, что он пошел искать другие способы добраться до меня, и откровенно не знал, что делать. Я ведь, выходит, сам себя запер в ловушке, и мне оставалось лишь надеяться, что кто-то из вас каким-то образом наведет порядок на корабле. Да, признаю, я плохо соображал, кто и каким образом сможет обезоружить Илью, но я был слишком напуган, чтобы мыслить здраво.

— Петре, хватит вдаваться в такие

подробности, — перебила его Ирма. — Все мы были напуганы и всем нам было страшно. Мы и так прекрасно представляем, что вы чувствовали.

— Хорошо, — нервно сглотнул он комок в горле. — Если вкратце, то я просидел взаперти около двух часов и не знал, чего ждать. То ли чудесного спасения, то ли того, как они вырежут эту дверь плазморезом…

— Вообще-то в таких случаях, — вмешался Эмиль, — мы срезаем аварийную панель, чтобы получить доступ к гидравлическому механизму, стравливаем жидкость через клапан сброса давления, и затем разжимаем дверь вручную… — Его фигура слегка покачнулась, когда Радэк недовольно толкнул его в плечо. — Ладно, простите, молчу.

— В итоге я сам разблокировал эту дверь, — издав досадливый стон, корреспондент ущипнул себя за переносицу. — Думаю, вы уже поняли, почему. Я услышал голос Вильмы через интерком. Она заверила меня, что все хорошо, и что я могу выходить. Я вышел и, кажется, чуть не умер. Вы знаете, даже с абсолютно здоровыми людьми такое бывает, когда они два часа подряд ждут своей смерти, а затем, когда начинают успокаиваться и думают, что опасность миновала, в открывшуюся дверь врывается Аксель, словно черт из табакерки.

— И все? — с удивлением спросил Радэк. — То есть вы, вечно во всем сомневающийся человек, сделали из этой ситуации вывод, что Вильма нас всех предала?

— Простите, но я недорассказал. Да, вы правы, нельзя было отрицать возможность того, что Вильму поймали и силой принудили убедить меня открыть дверь. Но я в тот момент даже не успел подумать о такой возможности. Видите ли, за той дверью был не только Аксель с «кадиевкой» в руке. За мной явились они все. И Илья, и Густав, и особенно Вильма. И на Вильме не было наручников.

— Она была вооружена?

— Оружия при ней я не заметил, — ответил Петре как можно неоднозначнее. — Но тут я должен отметить, что никто из нас даже не знал про существование оружия на борту до тех пор, пока гости не решили его показать. Я думал, на коммерческом флоте нет оружия. Где они вообще его взяли?

— Где угодно, — пожал плечами Ленар. — С остова своего корабля или со станции «Магомет». Мы ведь не устраивали им обыск после каждого возвращения. Такой небольшой предмет, как пистолет, пронести незаметно на наш борт им было не сложно.

— А Вильма как раз поставила Акселя в пару с Густавом, — расстроенно подытожил Радэк. — Я все это время думал, что это я ее вынудил. А теперь выходит, что она всего лишь повод искала. Какой же я дурак.

— Ты не виноват, — возразил Эмиль.

— Я устроил сцену прямо посреди вылазки.

— Хорошо, ты виноват, — согласился Эмиль. — И когда все это закончится, мы тебя обязательно отругаем.

— Только ругай сильнее. Чтобы я на всю жизнь запомнил.

— Для друга

ничего не жалко.

— Ленар, — решил Радэк удовлетворить остатки своего любопытства. — А ты как узнал о предательстве Вильмы? Тоже видел, как она сотрудничает с этими полными благодарности за спасение вредителями?

— Нет, — с неохотой выжал из себя Ленар, помассировав пальцами кожу на голове. — Пожалуй, моя история будет еще короче и еще неинтереснее.

— Давайте послушаем, — обернулся Петре во слух.

— Помните, мы планировали посмотреть записи в электронных журналах сразу же после того, как отключим контроль доступа? Так я и сделал. Первым делом пошел в отсек Марвина, заглянул в журналы и угадайте, что я там увидел?

— Вильма наследила? — предположила Ирма.

— Вот именно, — кивнул он. — Последняя авторизация была от ее лица чуть больше месяца назад. Не знаю, когда именно они планировали захватить наш корабль, но, кажется, мы их подстегнули.

— Я, конечно, не космонавт, — ответил Петре. — Но я немного разбираюсь в преступности, и не могу не отметить, что весь их план ужасен, нелеп и, кажется, мог быть придуман лишь человеком с очень больным воображением.

27. Мои дорогие старые друзья

В космосе нет боевого оружия, потому что в космосе нет пиратов. Разумеется, для кораблей органов правопорядка делают исключение, потому что нести правопорядок одной лишь улыбкой было значительно сложнее, чем улыбкой и пистолетом. В целом это очень емко отражает политику безопасности Объединенного созвездия — вооружить десять человек, чтобы те могли диктовать порядок тысяче безоружных. Но когда дело касалось коммерческого космофлота, то хранение оружия шло отдельной статьей в уголовном кодексе. Это давало повод задуматься над интересным вопросом: почему? Всем известно, что если человек замыслил убийство, то он способен что угодно сделать смертельным оружием. Кухонный нож, гаечный ключ или ампулу с анестетиком. Ответ был предельно прост: создавая какой-либо предмет, человек закладывает в него функцию. Функция для предмета — это как смысл жизни для человека, и человек это очень хорошо чувствует где-то на уровне подсознания. Получив в руку молоток человек тут же чувствует внутри шуршащее желание что-нибудь заколотить, а получив пистолет…

В общем, оружие обладало голосом и могло вводить в искушение. Петре это познал на собственном опыте. Нет, он ни разу в жизни не задумывал совершить убийство, уж слишком миролюбивым человеком он был, но однажды его пригласили на самую странную вечеринку на его памяти, и воздух там разрывался от какофонии огнестрельного оркестра. Вечеринка была странной не только из-за этого, но так же из-за того, что там совсем не было алкоголя, однако было бы еще страннее, если бы алкоголь там был. С алкоголем в тир никого не пускают вне зависимости от того, внутри он или снаружи. Перед тем, как выдать оружие, Петре серьезным голосом зачитали правила поведения и заставили повторить их вслух. К обращению с оружием в тире относились настолько серьезно, что у него начало создаваться ощущение, что он идет на войну.