Тяжкий груз
Шрифт:
— Вообще-то, — вмешался Радэк, решив продолжить череду тяжелых признаний, — она в те дни пропадала вовсе не из-за того, что заливала свое горе.
— Вот как? А куда же тогда она пропадала?
— Ходила к штатному психологу, — выдохнул он и впервые ощутил на своем языке привкус предательства, утешая себя лишь тем, что теперь эта тайна сильно обесценилась. — Ты зря думал, что она успокоилась. Она продолжала искать способы покинуть флот и надеялась, что после нескольких сеансов у психолога получит заключение о профнепригодности, чтобы ее отстранили от службы по состоянию здоровья. Как ты понимаешь, ничего не вышло. Психолог ей лишь сказал, что если бы она отнеслась к смерти коллеги с равнодушием, у него это вызвало бы куда больше
— И все это произошло прямо перед моим назначением? — уточнила Ирма.
— Да, сразу после этого нам на головы свалилась ты и куча других проблем, и, кажется, новые впечатления позволили Вильме быстро прийти в себя.
— Может, смерть Бьярне как-то разбередила в ней старые раны?
Радэк взглянул на нее с осуждением.
— И что? Из-за этого она решила броситься на поиски заповедника в компании космических пиратов? Нет, брось это.
— Бросить что?
— Брось попытки понять, по какому принципу работает ее логика. Я сдался, как только понял, что она точно не подчиняется… — Радэк заткнулся, не успев закончить предложение, когда случайно наткнулся взглядом на спину своего коллеги. Эмиль лежал на боку, отвернувшись к переборке, и не подавал признаков сознания. Радэк не часто такое видел. Обычно именно Эмиль в любой беседе был душой компании, а теперь он просто мирно лежал с закрытым ртом и никак не участвовал в обсуждении, что в его случае можно было считать симптомом клинической смерти. Радэк и сам в последние дни плохо спал, и смотрел на Эмиля скорее с завистью. Накопить в камере достаточно моральной усталости, чтобы взять и уснуть сном младенца казалось каким-то божьим даром, поэтому он продолжил говорить вполголоса. — Кажется, Эмиль заснул. Давайте потом продолжим этот разговор.
— Я не сплю, — возразила лежащая на боку спина. — Можете продолжать, а я, кажется, сегодня вообще не усну.
— Почему? — почувствовал Радэк легкую обеспокоенность. — Что-то случилось? Тебе плохо?
— Мне не дает покоя одна мысль… — ответил Эмиль и вдруг резко вскочил на ноги, словно лежанка под ним загорелась. Его ладони начали беспорядочно хлопать по карманам в поисках чего-то очень важного. — А сейчас, когда ты спросил, она мне не дает покоя еще сильнее. Ты знаешь, бывает иногда такое, что ты чинишь магнитный редуктор, чинишь, а он, зараза, все равно не работает. А потом, когда ты ложишься спать, тебе вдруг в голову приходит идея, что с ним может быть не так, и ты думаешь «ай, ладно, завтра посмотрю, что можно сделать», и после этого ты ворочаешься в постели час, второй, а эта идея не дает тебе уснуть, и в конце концов ты сдаешься и вместо того, чтобы спать в положенное время, как нормальный человек, идешь чинить этот чертов редуктор!
— Ты точно здоров? — обеспокоился Радэк еще сильнее. — Тут у нас нет никаких магнитных редукторов.
— Знаю, — победоносно окунул он руку в нагрудный карман, и в воздухе маяком блеснуло серебро. — Зато у меня есть моя прелесть!
Умом тронулся, в шутку решил Радэк, и эта шутка не смогла пробудить в нем даже мельчайшей улыбки. Желание встать со своей лежанки и как-то вернуть своего в друга в реальный мир вызвало легкую судорогу где-то в ногах, но Радэк проявил твердость характера и тут же одержал уверенную победу над этим желанием. Ему не хотелось вставать. Ему хотелось лишь прикрыть глаза на минуту, а открыть их уже часов через шесть или семь. Ему хотелось хоть ненадолго забыть о рези в глазах из-за недосыпа. Прошло немало лет с тех пор, как он испытывал что-то похожее на бессонницу. Он привык спать, словно младенец, только что опустошивший материнскую грудь, а теперь ему на голову свалились две проблемы, которые, как ему казалось раньше, исключают друг друга.
Cтресс и безработица.
Он предпочел остаться зрителем, и без интереса наблюдал, как его коллега что-то бормочет себе под нос, мысленно обводя контуром
— Эмиль, в чем дело? — продолжил допытываться Ленар.
— Мне не дает покоя то, что сказала Вильма, — признался он отстраненным голосом, не переставая что-то вычислять в своем воспаленном воображении. — А она сказала… она сказала… она сказала, что у нас нет выхода.
— Я помню, что она сказала, и тебе придется с этим смириться. Сядь на свое место и не маяч.
— А еще она сказала, — вдруг замер Эмиль. — Что панель управления заварена. И что Ирма не сможет пролезть в вентиляцию. Тебе это странным не показалось?
— Спасибо, конечно, за комплимент, — протянула Ирма с сомнением, что это был комплимент, — но я не настолько стройная, чтобы протиснуться в пятнадцатисантиметровый просвет.
— А шестидесятисантиметровый просвет тебя устроит?
И тогда Радэк понял все, кроме того, какие силы в его организме заставили его столь быстро вскочить на ноги. Это все очень глупо, напоминал он себе, немного снижая нагрузку с прижатого внезапно вспыхнувшей надеждой сердца. Это было так же глупо, как верить в деда Мороза, бога и простых для понимания женщин. Он жадно наблюдал за тем, как Эмиль заталкивает свою монетку в замок на палубной решетке, и всеми силами готовил себя к тому, чтобы встретиться лицом к лицу с большим разочарованием. Оно гряло и влекло к себе внимание, стягивая все больше любопытных глаз вокруг одного техника, который с безумным видом отжимал собачку при помощи металлического диска.
Раздался заветный щелчок, и решетка отцепилась от рамы. Затем, когда решетка не без сопротивления отползла в сторону, раздался еще один заветный щелчок, и Радэк провалился своим взглядом в потревоженный от многолетней изоляции мрак. Он не знал, можно ли назвать разочарованием то, что он так и не испытал ожидаемого разочарования, но если можно, то он был разочарован до колик в районе живота.
— Не может быть, чтобы они были такими придурками… — протянул Ленар, первым отойдя от шока.
— Вообще-то может, — ответила Ирма вполголоса, словно опасаясь спугнуть находку, купленную Эмилем за пятнадцатиграммовый кусок серебра. — Они работали на «Гаяле» тридцать второй серии, а люк в эту секцию начали врезать только с тридцать пятой серии. Видимо, они просто не знали, что с этого склада есть другой выход.
— А ты почему молчала все это время?
— Ну, вообще-то… — виновато замялась она, — я об этом раньше и не думала.
— Радэк, а ты чего? — осуждающе посмотрел на него Ленар.
— А я как и ты, — оправдался Радэк. — Просто не думал, что они могут быть такими придурками. Ленар, меня из академии не вчера выпустили, я уже успел подзабыть историю всех серий «Гаялов», да и оно мне не надо, они и так друг от друга почти ничем не отличаются.
— Но вы ведь знали, что здесь есть люк? — поинтересовался Петре.
— Знал, но я почему-то был уверен, что они это предусмотрели и заварили его.
— То есть получается, что они могли и не знать, что здесь есть люк? — Радэк узнал этот тон. Петре снова стал длинноносым корреспондентом, задающим наводящие вопросы и ожидающий, пока кто-то придет к тем же выводам, что и он. Радэк не любил в нем это качество.
— Видимо, они и не знали.
— Но Вильма должна была знать, правильно?
Это и был его коронный вопрос, ради которого можно было составлять отдельный репортаж. Мысли, на которые он пытался всех навести, повисли в застоявшемся воздухе, и эти мысли были Радэку не по душе. Что, если Вильма не предавала свой экипаж? Что, если она просто играла роль перебежчицы, чтобы подбросить своим товарищам удобную возможность совершить побег?
— Думаю, Вильма об этом забыла, — разогнал Ленар волнующие всех мысли. — Я ведь ее предупреждал, что вредно читать что попало, но она не слушала и мне назло читала все подряд, кроме НЭУЧа.