У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Степанова встала. Поблагодарила медсестру и вышла, чтобы посмотреть на того, кто принес ее в госпиталь. За шторкой стоял Костя Силаев. Ноги подкосились. Если бы он не подхватил ее на руки снова, она бы упала. На его плечах красовались погоны подполковника. Сумрачные глаза радостно и удивленно смотрели на нее. Прошептала еле слышно, устроив голову на широком плече:
— Костя…
Он, задыхаясь, какой-то скороговоркой выпалил:
— Марина, Маринка моя! Любимая! Ты жива. Я столько лет считаю тебя мертвой. Как же так? Марина…
Она тихо попросила:
— Отпусти меня…
Он осторожно поставил ее на пол. Разглядывал так, словно увидел впервые. За эти годы Костя превратился в крепкого широкоплечего зрелого мужчину. Седина покрывала его виски сплошным серебром, в русом чубе виднелись серебряные волокна. Она отметила шрамы на его лице. Боль пронзила сердце, но Степанова сдержала себя. Спокойно сказала:
— Ты сильно изменился.
Он пожал плечами:
— А ты мало. Волосы отросли, да шрамы на виске появились, а так прежняя красавица Искандер. Почему все считали тебя мертвой?
Медсестра удивленно смотрела на них. Марина заметила ее взгляд и слегка улыбнулась. Позвала:
— Пойдем отсюда. Я расскажу…
Они рядышком шли между палаток и женщина вкратце рассказывала ему о том, что произошло с того дня, как она подорвала пещеру. Костя вздохнул:
— Ты кого-нибудь любила за эти годы?
Она пожала плечами:
— Так, как тебя, нет. С полковником Горчаковым я спасалась от одиночества. По-своему любила Леню. Он оставил мне роскошный подарок — дочь. Врачи ошиблись в диагнозе. Я могу иметь детей. Как ты живешь?
Он мрачно усмехнулся:
— Офицеру стыдно жаловаться, но то, как я жил эти годы, можно назвать одним словом — каторга. Если бы не сын, бросил бы все и сбежал на край света. Марина, теперь, когда мы снова встретились, ты выйдешь за меня замуж? Примешь меня с сыном?
Степанова резко остановилась, словно ее толкнули в грудь. Отвернувшись в сторону, закрыла лицо руками и горько заплакала. Он ничего не мог понять. Стоял и смотрел на вздрагивающие плечи. Попытался привлечь к себе, но она не дала. Немного успокоившись, рассказала Силаеву о Шергуне:
— Если Олег выживет, я останусь с ним. Я сама сделала ему предложение и не отступлю. Нужна ему больше, чем тебе. Пойми меня правильно, Костя. У него нет ни детей, ни семьи. Он чувствует себя страшно одиноким. Я не хочу думать о том, что он может умереть. При любом раскладе не успокоюсь и не перестану воевать, пока не продырявлю шкуру Ахмада в области сердца. Прости, Костя…
Силаев тяжело вздохнул, глядя на нее:
— Я все понял. Дай мне слово, что не исчезнешь и станешь сообщать о себе. Я готов ждать тебя целую жизнь. Вот адрес…
Он вытащил из кармана помятый блокнот. Выдернул листок и принялся торопливо писать. Марина спрятала бумажку во внутренний карман. Вернулись к медсанбату. Остановились возле хирургической палатки, чтобы попрощаться, но не успели. Выглянувший хирург сообщил:
— Полковник Шергун находится в палатке, но он не отошел от наркоза. Операцию мы провели успешно. Теперь все зависит от его организма.
Марина спросила:
— Я могу побыть возле него?
— Сколько хотите. Палатка маленькая, отдельная. Вы в такой же, в свое время, в коме лежали. Она предназначена для особо сложных случаев. Найдете сами или проводить?
— Найду…
Силаев проводил ее до палатки. По дороге спросил:
— Ты была в коме?
— В августе в районе Бамута лагерь бандитский обнаружила в одном из распадков. Я вызвала огонь на себя…
Он побелел:
— Это я стрелял. Если бы я только знал…
Она положила руку ему на плечо:
— Хорошо, что ты не знал. До свидания, Костя.
Костя наклонился и поцеловал ее обветренную щеку:
— Не исчезай, Марина. Кстати, где тебя искать?
— У спецназа полковника Огарева или полковника Андриевича. Братья Калароши под Бамутом находятся. Я с ними столкнулась в вертолете.
Стараясь не показать тоски, Марина дотронулась до его щеки кончиком пальца. Посмотрела в серые глаза и решительно вошла в палатку. Сказала сидевшему за столиком солдату в белом халате:
— Я к полковнику Шергуну. Мне хирург разрешил остаться с ним. Если у тебя какие-то дела есть, можешь идти.
Парень устало встал из-за столика:
— Пойду посплю. Прошлую ночь спать не пришлось. Пить ему можно, сколько захочет. Последите за капельницей. Когда заканчиваться будет, уберите иголку и перевяжите сгиб. Голову шевелить нельзя и лучше поить с ложечки. Я все приготовил. Буду рядом в палатке слева. Если уходить надумаете, вы меня разбудите. Меня Леней звать.
— Хорошо.
Солдат ушел. Она шагнула за занавеску. В палатке было тепло. В метре от стенки стояла железная печка, труба которой выходила в потолок. Внутри яркими огоньками выглядывали из-под пепла красные угли. Рядом лежал целый ворох дров. Посреди потолка светилась слабенькая, ватт в сорок, лампочка. Рядом свешивались еще три штуки значительно мощнее. В каких-то пятидесяти сантиметрах от кровати Олега стояла широкая кушетка со свернутым в ногах матрасом. Хирург побеспокоился о ней. Марина с благодарностью подумала о докторе.
Сбросила бушлат и шапку на кушетку. Расстегнула верхнюю пуговицу у куртки, чтоб не так душил ворот. Подошла и вгляделась в волевой подбородок полковника. Олег тяжело дышал. Полуоткрытые губы даже в полумраке палатки казались серыми. К одной его руке была подсоединена капельница. Она машинально взглянула на пузырек, там находилось еще больше половины жидкости. Марина взяла свободную руку мужчины в свою. Пальцы не шелохнулись: Шергун все еще не пришел в себя и она опустила ладонь на постель.