У рифа Армагеддон
Шрифт:
– Это случалось и в других местах, - мрачно заметил Сифармер.
– Я должен был иметь в виду, что это может произойти и здесь, милорд.
– Ты должен был, я должен был.
– Уэйв-Тандер махнул рукой.
– Никто из нас этого не сделал. И теперь, когда мы это сделали, я не хочу, чтобы мы делали поспешные выводы о чувстве вины, потому что нам кажется, что мы должны были быть подозрительными с самого начала.
– Замечание принято, милорд.
Сифармер кивнул, и Уэйв-Тандер потянулся, чтобы поиграть с пресс-папье на своем столе, пока он обдумывал информацию своего подчиненного.
Сам Уэйв-Тандер
Отчасти это было результатом врожденного уважения, веры в то, что определенные люди просто должны быть вне подозрений. Это, как был уверен Уэйв-Тандер, была та категория, к которой Сифармер (как и сам Уэйв-Тандер) мысленно отнес Калвина Армака, герцога Тириэна. В конце концов, нынешний герцог был единственным живым сыном единственного дяди короля. Хотя его отец, Арин, был младшим братом Хааралда VI, на самом деле он был на несколько лет старше Хааралда, поскольку Арин, как и сам Калвин, женился рано. Они с Хааралдом воспитывались скорее как братья, чем как кузены, и он был крестным отцом Кэйлеба, а также его двоюродным дядей.
Он также был констеблем Хейраты, ключевого города-крепости на острове Тириэн. Хейрата, возможно, была второй или третьей по значимости военно-морской базой всего королевства, расположенной так, чтобы доминировать над северной половиной залива Хауэлл, а ее констебль традиционно считался старшим военным офицером Чариса после самого верховного адмирала Лок-Айленда. Мало того, Тириэн был одним из лидеров королевской партии в палате лордов, непоколебимым сторонником политики короля Хааралда, одним из самых доверенных дипломатических представителей короля и зятем первого советника королевства. Конечно, из всех возможных людей он просто не мог быть предателем!
Но, как только что заметил Сифармер, это случалось и в других местах. Вот тут-то и мог вступить в игру тот факт, что многие из лучших следователей Уэйв-Тандера были простолюдинами. Вполне возможно, что кто-то, кто сам был благородного происхождения, был бы более склонен лелеять подозрения в отношении собрата-аристократа. Более того, однако, он, возможно, с большей вероятностью рискнул бы высказать любые подозрения, которые он лелеял в отношении такого могущественного потенциального врага. Даже в Чарисе простолюдин, наживший врага среди высшей аристократии, вряд ли мог потом преуспеть, и то же самое относилось к его семье.
Это было потенциальное слепое пятно, на которое Уэйв-Тандеру придется обратить больше внимания в будущем, потому что, хотя он только что предостерег Сифармера от поспешных выводов, сам барон чувствовал растущую уверенность в виновности герцога. Мерлин Этроуз предоставил слишком много другой информации, достоверность которой можно было проверить. И до сих пор все, что он им сказал - и что агенты Уэйв-Тандера смогли проверить -
Всегда существовала отдаленная вероятность того, что подозрения Грей-Харбора о том, что все это было частью какого-то тщательно продуманного, запутанного заговора с целью подорвать веру короны в герцога, были верны. Те самые факторы, которые поставили Тириэна "вне подозрений", сделали его жизненно важным для королевства и его безопасности. Если на самом деле он был таким лояльным, каким все его всегда считали, то дискредитировать его - возможно, даже подтолкнуть к бунту в качестве единственной защиты от ложных обвинений - было бы огромным достижением для любого из многочисленных врагов Чариса.
Но Уэйв-Тандер ни на мгновение в это не поверил. И если бы Грей-Харбор был хоть немного менее тесно связан с Тириэном, - подозревал барон, - первый советник тоже бы в это не поверил.
К сожалению, граф был так тесно связан с герцогом. И еще был небольшой вопрос о том факте, что Тириэн также был двоюродным братом короля Хааралда, и что и король, и наследный принц питали к нему глубокую привязанность.
– Мы должны действовать здесь очень осторожно, Рижард, - наконец сказал барон. Сифармер не ответил, но его лицо выражало такое решительное согласие, что губы Уэйв-Тандера дрогнули. Очевидно, это было одно из самых ненужных предупреждений, которые он когда-либо делал.
– Есть ли у вас какие-нибудь мысли о том, как лучше всего подойти к этой проблеме?
– продолжил он.
– Это зависит от ответа на довольно деликатный вопрос, милорд.
– Уверен, что это так, - сухо сказал Уэйв-Тандер.
– И нет, я не думаю, что мы хотим рассказывать об этом королю, пока не будем более уверены, что ему действительно есть что сказать. Ему будет очень больно, если в этом есть хоть капля правды. И он будет злиться, что бы ни случилось, даже если все это окажется ложной тревогой. Но если мы расскажем ему об этом до того, как будем уверены, это, скорее всего... отрицательно скажется на секретности нашего расследования. Его величество - один из самых хитрых людей, которых я знаю, но я не уверен, насколько хорошо он смог бы притворяться, если бы считал герцога предателем.
И, - он предпочел не добавлять вслух, - пока мы держим только между нами, что я санкционировал расследование без ведома или одобрения его величества, у него будет кого бросить кракенам, если выяснится, что герцог все-таки невиновен.
Уэйв-Тандер не находил размышления о такой возможности особенно ободряющими, но это было связано с его работой. И если герцог на самом деле невиновен, его важность для королевства сделает умиротворение его возможной ярости из-за того, что его ошибочно заподозрили, первоочередной задачей для короля Хааралда.
– Это ограничивает возможности, милорд, - почтительно заметил Сифармер. Он не жаловался, очевидно, он следовал по той же логической цепочке, - а просто обдумывал практические последствия.
– Собственные стражники герцога очень, очень хороши, и они хорошо знакомы с тем, как мы действуем. Они должны быть знакомы - они помогали нам делать это достаточно часто! Поэтому, если мы попытаемся устроить что-нибудь вроде проникновения одного из наших людей в его дом, у нас больше шансов предупредить его о том, что мы что-то подозреваем, чем добиться успеха.