У всякого народа есть родина, но только у нас - Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
Шрифт:
После этого соединения, часть была поставлена заслоном на север, часть на юг, чтобы «схарчить» южную группировку в центральной части города. Тут отличились наши части, в частности части Батюка. Все-таки наша армия была более приспособлена к уличным боям, несмотря на то, что вся оборона немцев была построена против нас.
62-я армия участвовала в ликвидации южной группировки, на севере совместно с другими частями армии.
Противник знал нашу армию крепко. Нас немцы боялись как черт ладана. В плен нам не сдавались. В чем дело?
– У вас не армия, а какие-то партизаны. Мы боимся к вам в плен сдаваться.
Когда бойцы стали брать в плен, правда, пленных колотили и расстреливали, но ничего не поделаешь, не остановишь. Бывало что отлупят, потом говорят: «На, закури».
Уличные бои были в городе у «Красного Октября». После того как соединились, повернули на юг и мы вышли почти к вокзалу: тут уличные бои шли. Затем от Мамаева кургана и почти что до Царицы продвигались с уличными боями. А потом все время были у нас уличные бои в поселке Баррикады, в самом заводе уличные бои были. Представьте себе, что это была за борьба, когда за один день продвигались на несколько метров, на два оконных просвета. В чем дело? Дело в том, что у каждого станка, в каждой щели, в каждой коробке сидят немцы. В ход пускаются только ручные гранаты, огнеметы, термитные шары. Как только шаг сделал – сотни трупов, цех захватить – это еще не все. В подземном хозяйстве до черта фрицев было напрятано, в подвалах, в холодильниках. Кричат: «Сдавайся!» «Не сдадимся!» Несколько ручных гранат, огнеметов или термитных шаров. «Ну что же, подыхай на здоровье!»
Моменты такие можно было наблюдать. Наш боец обнялся с фрицем и оба мертвы. Просто душили друг друга и ножи в ход пускали, ножами резались во всю, а лопатка саперная – это лучшее оружие было для рукопашной схватки, как огреют по голове, смотришь, зашатался. В обнимку лежат трупы – это можно было часто наблюдать.
Самый страшный период для нас был в отношении наступательных действий противника – это период октября. Это был период, когда Гитлер дал обещание всем, всем, что Сталинград будет взят. Действительно, он бросил против нас все, что у него было на фронте. Две, две с половиной тысячи самолетов кружатся не только над Сталинградом, но над всей армией. Ежедневно бомбят и бомбят. Минометный и артиллерийский огонь не прекращается ни днем, ни ночью.
Что значит тысяча самолетов? Пять минут не бывало времени, чтобы над тобой не крутились 12–18–30 самолетов. И сбрасывают, сбрасывают. Настолько это вошло в привычку, что когда приносят суп кушать, то надо было ложкой осколки вынимать. Смотришь осколки бомбы или камня, пока несут – попали.
В начале ноября самое страшное было – это Волга. Лед идет, река не останавливается. На лодках никакого движения нет. Бронекатера не могут пробиться, иначе говоря, подвоза нет. Самолетами дня три стали сбрасывать, причем могли сбрасывать только ночью, потому что днем показаться не могли. Самолетам трудно было сбрасывать, потому что настолько узкая полоска, что когда бросают, не знаю – не то на берег, не то к противнику, не то к нам. Прямо летит и кричит: «Ей, куда сбрасывать?». «У-2» в основном отличались. Мы поистрепались, боеприпасы на исходе. В боепитании были лимитированы и в питании были лимитированы. Дошли до последнего патрона, с отчаянием, но дрались. За это время были упорные рукопашные схватки.
У нас есть снимок, когда наши бойцы на штыки сажают фрицев – самая настоящая рукопашная схватка. Это без всякой подстройки. Идет бой и его засняли. … Это было самое тяжелое положение. Было в запасе несколько тонн шоколада, думаю хоть по плитке выдать бойцам, вода есть, проживем. Но больше всего смущали боеприпасы. Приехали московские тыловики, начали бросать обмундирование, продовольствие. Я посылаю их к чертовой матери и говорю: «Дайте мне боеприпасы, потому что драться портянками я не собираюсь». Все-таки мы вышли из положения. Обмороженных в армии – меньше всех. Голодать мы не голодали. Вшивости у нас было мало. И вот сейчас в 64-й тиф косит, а у меня всего шесть случаев подозрительных. У меня бойцы три раза в месяц ходили в баню, бани с паром. Идешь, так нахлещешься, что будь здоров! Все это было в берегу. Тут идет бомбежка, а вы приходите и моетесь себе на здоровье. Верно, больше месяца не было бани, потом организовали несколько десятков, а может и сотню бань. Десять раз в месяц бойцы мылись в бане.
Управление
Эти потери противника мы почти не учитывали. Сообщали то, что непосредственно на переднем крае противник терял. Этой контрподготовкой мы изводили его в доску. В какие-нибудь 10–15 минут мы бросали тысячи снарядов в этот сгусток его войск. О результатах знали от тех же пленных. Когда они начинают описывать наши огневые налеты, наши действия, то гордость поднимается. Он пишет, что у него волосы встают дыбом, что Сталинград не можем взять – зубы поломали, что они несут тяжелые потери, что ничего в Сталинграде нельзя сделать, потому что здесь не люди, а какие-то звери. «Ну, кушай себе на здоровье!».
Всего рабочего класса под ружьем было 650 человек на весь Сталинград. Ружья-то были хорошие, а люди-то были паршивые. Когда мы пришли, ни один завод не работал, за исключением СТЗ, где мы ремонтировали танки. Из рабочих создали тройки, зачислили на паек, зачислили в военнослужащие. Они и до сих пор работают. Заводы работали до конца сентября, до начала октября. Конкретно секретаря Обкома т. Чуянова, который называется здесь председателем Комитета обороны, я увидел лично его, знаете когда? Пятого февраля 1943 г. на митинге. Секретаря горкома т. Пиксина увидел, если не ошибаюсь, в конце января или в середине января 1943 г. До этого я никого из них не видел. Один раз секретарь Краснооктябрьского райкома был с директором завода и смотался тут же. Больше мы их не видели. 650 человек рабочих в основном следили за соблюдением порядка и охраны своих объектов. Рабочих не эвакуировали.
Рабочие сталинградские оказались очень нехорошими. Когда им секретарь райкома говорил и директор завода, что надо эвакуироваться, они говорили: «Хорошо, пойдем за вещами». Разойдутся и никто не приходит. Они считали, что Красная армия разбита, немцы придут, куда нам бежать, не лучше ли остаться. Но когда они почувствовали, что Сталинград держится неделю, держится другую, их домики разваливаются как карточные домики, они побежали. Организованной эвакуации не было.
На обороне Сталинграда работала дивизия НКВД. План был составлен неплохо с точки зрения постройки укреплений, но выполнен был этот план на 10 % до прихода противника. А баррикады были построены таким образом, что зацепишь крылом машины, и они разваливаются.
Я был в Сталинграде и в Туле. Если сравнить В. И. Жаворонкова и Чуянова – тот и другой были для меня незнакомыми лицами, то они друг от друга отличаются как небо от земли. Один заинтересован был и работал, ни один вопрос без него не решался, чувствуется, что все ключом бьет, а здесь – ничего.
Военный совет армии, командующий армией защищают Сталинград, сидят на Мамаевом кургане. В моменты, когда нас окружают автоматчики, прыгаем на берег Волги. Бывали моменты, когда мы сидели в 150 метрах от переднего края противника. Были ли здесь местные партийные организации? Были ли Чуянов, был ли Пиксин? Я их увидел (и познакомился с ними) – одного на митинге, другого в январе месяце. Конечно, Сталинградская эпопея богатая. Организация боев под Царицыным и под Сталинградом – это как небо от земли. Я считаю, что если было соответствующее руководство, здесь было бы другое положение. Армия состоит из людей, а большевистское руководство находится там, где больше всего опасность угрожает в такие минуты трудные.