Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
воспользовалась без промедления. Мистер Колвилл, как только оправился от
изумления, тотчас заверил ее, что она никогда не раскается в том великодушии, с
каким положилась на его честь и которое он особенно оценил в сравнении с
низким обманом, задуманным его другом. Он признался, что сердечно
расположен к ней и, если только она не станет питать необоснованных надежд заоо-
лучить его состояние, готов немедленно жениться на ней, не претендуя ни на
какие права,
и в дальнейшем обеспечить ее ребенка так, как обеспечил бы своего
собственного. Измученная суровым обращением с нею тех, кому прежде всего
надлежало щадить ее, понимая, что незнакомый человек, который мог говорить с
нею столь великодушно, способен одарить ее счастьем — большим, чем
теперь она осмеливалась бы ожидать, моя мать попросила дать ей время
обдумать его предложение, и это время было ей предоставлено. В последовавшие
за тем дни она пришла к решению обрести возможность удержать при себе
хотя бы одного из своих детей, согласившись на предложение мистера Кол-
вилла. Их обвенчал на корабле святой отец, который, по желанию мистера
Колвилла, объявил, что поженил их еще два месяца тому назад в Лондоне, но
скрывал это по причинам, касающимся друзей молодой особы. Ее дядя, не
подозревавший об их чистосердечном объяснении, был поражен тем, что ей
удалось вынудить у мистера Колвилла согласие на это, но так как власть его над
племянницей окончилась, когда она исполнила его волю, он выразил
чрезвычайное удовлетворение и предложил новобрачным дорогие подарки. Мистер
Колвилл, чье прямодушие было возмущено его низостью, с презрением
отверг эту жалкую компенсацию за обман, который мог оказаться роковым для
его счастья и благополучия, а также не оставил у своего бывшего друга
сомнений в том, что осведомлен о его замысле. Изобразив в ярких красках всю
постыдность его поведения, мистер Колвилл по прибытии на Ямайку тотчас
увез молодую жену в свое имение, не снизойдя до того, чтобы проститься с ее
родственником.
«Здесь, сын мой, — продолжала она свой рассказ, — я подарила тебе жизнь,
и здесь я впервые познала счастье. Добротой и щедростью, которые мистер
Колвилл проявлял к тебе, и вниманием, которым неустанно окружал меня,
он заслужил и обрел мою любовь. Казалось, искренность моего поведения
искупила мои ошибки, и могу сказать не кривя душой, что всякий раз, видя, как
он ласкает тебя, я страстно жалела о том, что тебе не принадлежит по праву
то имя, которое ты носил по его доброте. Ты рос, а я так никогда более и не
слыхала о твоем настоящем отце и, не желая ранить сердце мужа, обходила
эту тему молчанием и словно не вспоминала о том, что такой человек когда-
либо существовал. Не могу сказать, что я никогда о нем не думала: природа
научила тебя напоминать мне о твоем отце тысячью безыскусных жестов. Со
временем я подарила тебе двух сестер и брата, чья судьба тебе, без сомнения,
памятна. Всю их жизнь между мистером Колвиллом и мною продолжалась
молчаливая борьба великодуший: я всегда стремилась убедить его, что тебе,
хотя ты и старший, принадлежит лишь справедливая доля моей любви, а он,
не менее ревностно, старался показать мне, что собственные дети не
заставляют его забыть обещания, касающегося тебя. Небо, однако, призвало их к себе.
Между мною и тобой мистер Колвилл поделил состояние, доставшееся нам
ценой этой страшной потери, и хотя ты уплатил дань сыновней
благодарности над его могилой, помни, что она недостаточна, что ты обязан ему всем и
навсегда перед ним в долгу. Твоя юность и та радость, которую испытывал
мистер Колвилл, называя себя твоим отцом, не позволяли мне посвятить тебя
в тайну, столь унизительную для меня и тягостную для него. Однако,
сознавая, что это необходимо, я после его смерти сотни раз решалась на признание
и сотни же раз отказывалась от своего решения. Наконец, мое милое дитя, ты
облегчил мою задачу, решив посетить Англию, и я перенесла твой отъезд с
меньшими сожалениями, ибо надеялась, что там ты обретешь своего
родителя, который имеет на тебя те же права, что и я, и который, я уверена, с гордо-
стью признает тебя своим сыном. Итак, ступай, мой милый Энтони, к лорду
Скрупу, покажи это письмо и скажи ему, ибо я не боюсь сказать это даже
тебе, что я посылаю к нему сына, достойного более благородного имени, чем то,
которое досталось тебе вследствие слабости твоей матери. Скажи ему, что я
не хочу допустить, чтобы он взял на себя обеспечение твоей сестры Гертруды,
так как состояние, которым я владею, уже отказано ей, если она будет жива.
Сделай все, милый мой Энтони, чтобы возместить ей потерю матери, ибо, чтя
память моего мужа, я никогда не увижусь с отцом своих детей: это место
станет моей могилой, здесь, пока жизнь моя не угасла, буду я благословлять
моих дорогих детей и молиться, чтобы на их головы не пали грехи родителей».
— Тщетное желание! — сказала миссис Марлоу. — Удар уже был нанесен.
Представьте себе, милые мои девочки, что ощутила я, читая выражения
столь нежных чувств и понимая, что слова написаны рукой моей матушки!