Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
маленький портрет Елизавета носила на груди. Глядя на него, я всякий раз
восхищался тем, как превосходно может искусство воссоздать столь
совершенное творение природы. Как-то вечером, когда королева беседовала со
мной, глаза мои, в силу привычки, были устремлены на это украшение.
Внезапно королева поднялась и удалилась, прервав аудиенцию. Три дня она не
показывалась, и за это время ее бурное негодование сменилось решимостью:
она прислала
королевы, что поскольку я, по ее наблюдениям, не мыслю себе счастья без
оригинала этого портрета, то она намерена изменить свои планы и уже отдала
повеление графу Бедфорду предложить Марии вступить со мною в брак.
Ошеломленный столь непомерной и нелепой ревностью, я всеми силами
старался разубедить королеву, бессчетно клялся ей в своем безразличии к
Марии Шотландской — все напрасно: была задета гордость Елизаветы, а в
таких случаях умилостивить ее было невозможно. Она настояла на том, чтобы
я оставил у себя портрет, и надменно приказала мне видеть в ней лишь свою
повелительницу.
Я удалился, уязвленный этой надменностью, которая, хотя и подобала ее
сану, производила отталкивающее впечатление в представительнице ее пола.
Я все еще держал в руке портрет Марии, и когда я вспомнил мягкость и
приветливость нрава, которыми она славилась, ее несравненное очарование и
кротость характера, то был рад гневу Елизаветы: он освобождал меня от оков
благодарности, он давал мне надежду на более счастливую судьбу. Я жалел о
письме, которое послал графу Бедфорду, запрещая ему даже упоминать мое
имя, и лишь надеялся, что оно опоздает. Я сознавал, что в браке с Елизаветой
оставался бы фигурой ничтожной, так как она была крайне ревнива к своей
власти; с Марией же я мог разделить заботы королевства и, изучив ее нрав и
склонности, сделать ее и себя счастливыми. Но наши желания сбываются
редко. Королева Шотландии, убежденная в том, что Елизавета намеревается
возвысить меня до английского трона, сочла мое предложение шуткой и
отнеслась к нему как к таковой. Граф укрепил ее в этой мысли, полагая, что тем
оказывает мне услугу. Так, устремляя свои надежды к двум королевам, я
оказался отвергнут обеими.
С той минуты, как Елизавета лишила меня своей благосклонности, я
оказался в положении всех фаворитов, низринутых с вершин величия в полное
небрежение. Общество сменилось для меня одиночеством, жизнь при дворе —
пребыванием в своих апартаментах: я один составлял себе компанию. Все эти
годы я руководствовался не великодушием, а тщеславием, и из тех людей,
что меня окружали, никто меня по-настоящему не любил, зато все мне
завидовали и теперь радовались моей опале и высмеивали мои честолюбивые
замыслы.
Что сказать вам, милые дамы? Приписать ложные мотивы своим
поступкам или признаться в грехах, которые, быть может, извинит моя тогдашняя
молодость? Мне следует быть откровенным с вами, как бы ни повлияла моя
откровенность на ваше отношение ко мне.
Решившись любой ценой посрамить своих врагов, я написал королеве,
заверяя ее, что почетные должности, которыми она удостоила меня, стали мне
тягостны, поскольку я лишился ее расположения, и если моя вина (как ни
невольна она) не заслуживает прощения, я прошу позволить мне сложить все
мои полномочия и удалиться в Кенильворт. Это письмо мне удалось
самолично подать ей в Великолепных Садах, и, отнюдь не объявив мне сурового
приговора, она изволила, проливая слезы, упрекнуть меня в непостоянстве моей
привязанности. В ответ на это я достал портрет королевы Шотландии и
швырнул его в Темзу, умоляя Елизавету похоронить вместе с ним память о
моей вине. Она пожаловала мне руку для поцелуя, и, восстановленный в ее
милости, я имел честь эскортировать ее к придворным.
Моя опала дала мне полезный урок: употреблять свои силы на служение
лишь достойным — только так можно сохранить друзей и не обрести врагов.
Я научился верно судить об окружающих меня людях, презирать их лесть и,
не возносясь слишком высоко, лишать их возможности, при неблагоприятных
поворотах судьбы, сбросить меня слишком низко. Парламент настоятельно
побуждал королеву к браку, и она обещала обдумать это предложение. Ее
сердечная расположенность позволяла мне надеяться, что она придет к
заключению, благоприятному для меня, как вдруг несчастный случай
опрокинул все мои планы и надежды, и я повергался в трепет всякий раз, как
королева обращала речь ко мне, боясь услышать из ее уст то самое решение, что
еще совсем недавно было пределом моих желаний.
Сэр Уолтер, глава семейства Деверо, недавно пожалованный титулом
графа Эссекса, был послан в Ирландию на усмирение мятежников и там
женился. Он вернулся ко двору, чтобы представить свою молодую жену, и, едва
взглянув на нее, я ощутил в сердце своем чувство, мне дотоле неизвестное. Я
жаждал быть замеченным ею, завидовал окружившим ее придворным и,