Убийство по-китайски - Лабиринт
Шрифт:
– Если это так, - перебил его судья Ди, - то почему вы не отправились на север, чтобы продолжать путешествие?
Юноша улыбнулся.
– Попробую объяснить, сударь. Знайте, что я очень ленив и к тому же человек настроения. Невесть почему, мне вдруг очень понравилось это местечко, и я подумал, что стоит пожить здесь и поработать. Кроме того, мне очень приглянулось само жилье. Я обожаю вино, и большая удача, когда им торгуют прямо у тебя в доме! Этот продавец обладает сверхъестественным чутьем на доброе вино, а погреб его
Судья ничего не сказал на это заявление. Он задал следующий вопрос:
– Где вы были прошлой ночью, скажем, с первой до третьей ночной стражи?
– Здесь!
– не задумываясь, ответил юноша.
– Есть ли у вас свидетели, которые могут это подтвердить?
У грустно покачал головой.
– Нет, - ответствовал он.
– Я же не знал, что генерала убьют в эту ночь!
Судья Ди подошел к лестнице и окликнул лавочника.
Когда круглое лицо последнего появилось внизу, судья спросил его:
– Помогите нам разрешить дружеский спор: не заметили ли вы, куда и когда выходил мастер У прошлой ночью?
Лавочник почесал голову и сказал с ухмылкой:
– Извините, сударь, но никак не припомню. Прошлой ночью здесь столько народу шастало, что я толком и не скажу, выходил ли куда-нибудь мастер У или нет.
Судья Ди кивнул, слегка потеребил бороду и сказал, обращаясь к юноше:
– Сюцай Дин утверждает, что вы наняли соглядатаев, которые следили за его усадьбой!
У расхохотался.
– Какая бесстыдная ложь!
– воскликнул он.
– Я тщательным образом избегал этого недостойного генерала. Я бы и медяка ломаного не заплатил за то, чтобы узнать, что он делает!
– В чем, - спросил судья Ди, - ваш отец обвинял генерала Дина?
Лицо У сразу приняло серьезное выражение.
– Старый мерзавец, - начал он с горечью в голосе, - пожертвовал жизнью целого батальона императорской армии; восемьсот солдат положил, чтобы самому выпутаться из затруднительной ситуации. Варвары порубили их на мелкие куски. Генералу Дину не сносить головы, если бы не возникшие в то же самое время волнения в войсках. Дело решили замять, дабы не давать солдатам повода для еще большего возмущения. Генерал отделался тем, что его лишь заставили уйти в отставку.
Судья Ди не сказал на эту речь ничего.
Он подошел к стене и стал рассматривать картины У, на которых были изображены сплошь буддийские святые и божества. Богиня Гуан Инь удавалась художнику особенно хорошо: иногда она была нарисована одна, иногда среди группы окружающих ее божеств.
Судья повернулся.
– Позвольте мне завершить откровенную беседу откровенными словами, сказал он.
– Ваш так называемый новый стиль не показался мне каким-то шагом вперед. Впрочем, возможно, к нему просто следует привыкнуть. Если бы вы дали мне одну из ваших картин, я смог бы получше рассмотреть ее на досуге.
У
– Итак, я арестован?
– спросил он.
– Похоже, вас тяготит какое-то чувство вины, - сухо заметил судья. Нет, вы не арестованы, но вы не имеете права покидать дом до моего распоряжения. До свидания, и спасибо вам за картину!
Судья Ди сделал знак десятнику Хуну. Они спустились вниз по лестнице. У поклонился на прощание, но не стал провожать посетителей до двери.
Когда судья и Хун вышли на улицу, десятник не выдержал и взорвался:
– Этот дерзкий невежа заговорил бы по-другому, если бы он лежал перед помостом с пальцами в тисках!
Судья улыбнулся.
– У, несмотря на свою молодость, весьма умен, - бросил он.
– Но все же он уже сделал одну очень грубую ошибку.
Дао Гань и Цзяо Дай поджидали судью в его кабинете.
Они провели всю вторую половину дня в усадьбе Цзяня, расследуя несколько случаев вымогательства. Дао Гань рассказал, что нашел подтверждения сделанному Лю Вань-фаном в суде заявлению, что Цзянь Моу руководил большинством дел лично, в то время как оба советника только подобострастно поддакивали ему.
Затем судья Ди выпил принесенную Хуном чашку чаю, развернул картину У и сказал:
– Итак, займемся немного живописью! Дао Гань, повесь картину на стену возле пейзажа, написанного наместником Да!
Судья откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать обе картины.
– В этих двух картинах, - произнес он наконец, - содержится ключ к завещанию наместника и убийству генерала Дина!
Десятник Хун, Дао Гань и Цзяо Дай повернули скамейки и уселись так, чтобы тоже видеть картину. Ма Жун вошел и застыл в изумлении, потрясенный необычным зрелищем.
– Садись, Ма Жун, - повелел судья, - и включайся в круг ценителей искусства.
Внезапно Дао Гань встал и подошел к пейзажу наместника; пристально вглядевшись в него, он покачал головой.
– На какой-то миг, - сказал он, - мне показалось, что надпись очень маленькими иероглифами могла быть спрятана между листьями деревьев или очертаниями скал. Но мне не удалось ничего обнаружить!
Судья Ди в задумчивости теребил бакенбарды.
– Прошлым вечером, - молвил он, - я несколько часов размышлял над этим пейзажем и рано утром снова обследовал его цунь за цунем. Вынужден признаться, что эта картина озадачивает меня.