Убийство в Угличе
Шрифт:
— И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.
— Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!
Кухов подумал вот о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел у него! Но что-то врет! Почему говорит: уехал девятнадцатого, а купец домой не прибыл, а мальчишка — вечером накануне. Хм. непонятно. Пойду я на кладбище посмотрю,
Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там никого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гробы понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; старуху хоронили неподалеку от них, но на особицу.
Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.
— Здравствуй, касатик, и ты здесь?
— Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.
— Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.
— Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?
— Гнедая она была, гнедая.
—Ну, спасибо, бабушка, помогла. Кухов высматривал в толпе Ефима, но его нигде не было видно, не пришел, значит, ну что же, пойду я к нему. Бросив по горсти земли на гробы покойных, Кухов выбрался из людской толчеи и зашагал к номерам Хряпина.
Прийдя туда, он спросил, где Ефим, Оказалось, что на кухне, поминает купцов.
— Что, пьян?
— Да нет, выпивши немного!
Пройдя на кухню, Кухов увидел Ефима сидящим за столом с дворником и младшим номерным, на столе стояла бутылка водки и лежала кое-какая закуска.
— А-а, господин хороший, — приветствовал его дворник, — присаживайтесь к нам, выпьем за упокой душ убиенных.
— Ну что же, за это, пожалуй, выпью рюмку, — сказал Никита Иванович. Присел к столу, ему налили большую рюмку водки, и он сказал:
— Ну, за упокой души невинноубиенных, — и опрокинул рюмку в рот При этом, покосившись незаметно в сторону Ефима, заметил при этом, как гот при его словах слегка вздрогнул.
От второй рюмки Кухов отказался.
— На службе я, не могу: дела у меня, дела. — И спросил у Ефима:
— Не могу ли поговорить с вами, господин Костырев, так сказать, с глазу на глаз?
— Отчего же, извольте, — ответил Ефим, — пройдемте в залу, там никого нет.
Прошли в залу, где стояли диван, круглый стол и большое зеркало. Дверные проемы были завешаны плюшевыми портьерами, на окнах такие же портьеры с кисточками, отчего в зале было полутемно и уютно. Уют еще придавали большие фикусы, поставленные
— Так о чем спрашивать будете, господин следователь?
— Вот о чем, господин Костырев. — Были ли вы знакомы с господином Заворыкиным? Когда он приехал? Когда уехал?
— Да-с, знаком я с ним был, не отрицаю, в бытность мою на бумажной фабрике, он как оттуда ушел, я его больше не видал.
— Но когда он приехал, он вас признал?
— Признал, конечно, признал. И даже спросил, почему это я здесь служу.
— Что же потом? — спросил Кухов.
— А ничего, отвел я ему шестой номер и все.
— Когда он приехал?
— Семнадцатого утром, — ответил Ефим. — А уехал девятнадцатого часов в десять утpa.
— Не общалась ли вы с ним в эти дни помимо службы вашей?
— Никак нет, да его и в номерах почти не было эти дни.
— Куда он уходил, вы не знаете?
— Точно не скажу, но, вроде, к купцу Бердяеву.
— А зачем?
— Это мне не ведомо.
— Так, значит, уехал девятнадцатого? Странно, мальчишка коридорный говорит, что видел его накануне вечером, садился на телегу и, вроде, куда-то ехать собирался.
— Этого я не могу знать, может, он куда и ездил, а потом вернулся.
— Так, а ворота да двери у вас во сколько закрываются?
— В десять часов вечера.
— А кто дежурит, если гость припозднится, чтобы дверь открыть?
— Дворник.
Кухов выглянул в коридор.
— Позовите дворника, — сказал он коридорному. Через некоторое время дворник пришел.
— Скажи-ка мне, милок, часто ли гости по вечерам тебя беспокоят с дверями.
— Никак нет, ваше благородие, у нас заведение приличное и люди вечером завсегда в номерах, хотя, конечно, бывает, мало ли.
— А не припомнишь ли, купец Заворыкин вечером не стучал поздно, чтобы ему открыли?
— Никак нет, не было этого, я купца хорошо помню.
— Так, а утром ты его не видел, часов в десять?
— Никак нет, по утрам мостовую убираю рано, а потом по разным делам хозяйским, так что не видал, врать не буду!
— Хорошо, позови ко мне коридорного.
Дворник высунулся за портьеру и гаркнул: «Эй, Гаврюха, тебя господин кличет!»
Вошел Гаврюха, мужик лет тридцати.
— Скажи-ка мне, — обратился к нему Кухов — по утрам ты постояльцев провожаешь?
— Когда я, а когда и Ефим, — ответил Гаврила.
— Ну, а купца Заворыкина девятнадцатого ты отпускал?
— Никак нет, не я, он вечером пришел часов в восемь и больше я его не видел.
— Что же ты не поинтересовался, уехал он или нет?
— На то, господин следователь, старший номерной есть, то дело не мое!
— Значит, ты его утром не видел?
— Истинный бог — не видел.