Убийство в Угличе

Махаев Геннадий Иванович

— А мог его кто еще заприметить, кто по утрам в кори­дорах бывает?

— Мальчишка, да он только утром рано полы метет, да са­поги разносит, если накануне постоялец поставил около двери.

— А во сколько это утром?

— Часов в семь, а потом ему тут делать нечего.

— Ну а еще кто?

— Да окромя кухарки в это время никого в номерах нет, а она на кухне, ей тут тоже делать нечего.

Номерной и дворник вышли.

— Да-а, — неувязка получается, господин Костырев! Как же так, никто его утром не видел, а вы говорите,

что он в девять уехал.

— На это я ничего сказать не могу, а уехал он девятнадцато­го, часов в десять утра, больше мне сказать нечего.

— Hy что же, спасибо, мне от вас пока ничего не нужно.

Кухов подчеркнул это «пока».

Видимо, Ефим намек понял и сразу сказал:

— Ей богу, больше ничего не знаю.

— Ну, хорошо, до свидания.

Следователь вышел вон, идя по дороге, думал: врет, каналья! Искать надо Заворыкина, искать. Кухов направился обратно в уча­сток, но не успел он отойти от гостиницы, как из ворот ближнего дома к нему подошел номерной Гаврила.

— Я, ваше благородие, здесь стою, вас поджидаю.

— Что случилось? — спросил следователь.

— Не хотелось бы, чтоб меня видели с вами, ваше благо­родие, я об Ефиме хочу рассказать кой-чего.

— Так, очень интересно, и что же ты расскажешь?

— А то расскажу, врет Ефим, что ни рагу с ним за эти дни не видался да и не разговаривал.

— Ну, ну, продолжай, голубчик, — поторопил Кухов.

Гаврила продолжал рассказ,

— Я только что господам чемодан принес, что жили в вось­мом номере, и вышел. Гляжу Ефим в шестой номер пошел к куп­цу этому, значит! Ну, пошел и пошел, по делу, стало быть, а ку­пец накануне довольный такой ходил. Меня спрашивал, много ли хлеботорговцев приезжает весной в Углич, да как хлеб больше отправляют в Питер да Москву — зерном или мелют.

Я говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро на­едут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — от­вечает.

Ну, господин купец, а лавка-то ваша как же? А продал — говорит, лавку, здесь делом займусь. Ну, говорю, ваше дело ку­печеское, вам видней. С тем и расстались.

– — Значит ты с ним семнадцатого разговаривай?

— Ну да, вечером это было, а на следующий день я и ви­дел, как Ефим к нему в номер вошел.

— И что, долго он там пробыл?

— Сколько—не знаю, но, думаю, с час, потому как это время его и::где не было

— Так. а потом что?

— А потом Ефим довольный ходил.

— Что так, почему?

— Не знаю, только потом его целый день не было, а вер­нулся к вечеру. Часов в восемь, наверное.

— Купец был дома?

— Был купец в

номере, это точно.

— Не видел, Ефим к нему не заходил?

— Нет, этого не видел, Ефим на кухню пошел, сказал, чай пить будет. Я ему говорю, кухарка уж легла, угорела она. А он мне — да я и сам самовар поставлю.

Потом слышал я, вроде, черный ход открывался, а тут Ефим выходит с кухни и говорит: попей чаю, Гаврила! Самовар-то го­рячий Ну, я и пошел.

— И долго ты на кухне был?

— Да с час, наверное, сидел.

— Значит, ты в коридор не выходил?

— Нет, да тут кухарка позвала, говорит, снегу хоть прине­сите на голову. Вот я мальчишку-то и послал.

— Так, значит, часов десять было, а мальчишка-то, придя с улицы, ничего не говорил? И ничего за это время не слыхали, мо­жет, ходил кто, дверь хлопала?

— У нас кухня в конце дома, оттудова не слыхать ничего.

— Однако же ты из коридора слышал, как черный ход от­крывали?!

— Так я в это время в нужник ходил, а не в коридоре был, вот и слышал.

— Ну, а потом что?

— А ничего. Посмотрел: все тихо и пошел спать!

— Ну, спасибо тебе за помощь, — благодарно сказал Ку­хов и, распрощавшись с Гаврилой, поспешил в участок.

В участке Кухова уже дожидался урядник, посланный по до­роге на Хутора.

— Ну, что разузнали, милейший? — спросил Кухов.

— Ничего, господин следователь. — Ближайшие деревни все объехал — и никаких известий. Похожие люди не проезжали! А дальше, смекнул я, ваше благородие, дорога-то не только на Ху­тора, она ведь за кладбище направо поворот дает. Обратно в город.

— Так она заросла вся, по ней и не ездят давно!

— Вот я и подумал, раз не ездят, то, может, следы остались какие. Ну и вернулся. Верно, смотрю — есть следы от колес. Как они там проехали — ума не приложу. Черт ногу сломит, но след вывел обратно к городу!

— А дальше неведомо, куда могли поехать, там путей мно­го. Я сначала по дорогу, что из города ведет, до первой деревни доехал. Узнал, не проезжали ли тут такие. Нет! Значит, в город подались обратно.

— Надо искать гнедую лошадь и мужика с черной боро­дой, других примет нет! — сказал Кухов.

Отпустив урядника, он вызвал помощника, «Что нового, ка­кие сообщения?».

— Да, ваше благородие, старший приказчик приходил куп­цов Шунаевых.

— Ну, ну, чего рассказывал?

— Ничего особенного. Ездил, мол, в Ярославль. Выехал из Углича девятнадцатого утром спозаранок, отправлял его сын куп­ца Василий, с наказом, пойти в Ярославле к купцу Сметанину и переговорить с ним о постройке паровой мельницы в Угличе. На паях.

Дескать, они с батюшкой да купец Заворыкин, а капиталу у них для паев есть семьдесят тысяч рублей. Купец на это согла­сился и сказал, что пришлет опытного человека смету составить да договор с купцами оформить, с тем, дескать, и уехал оттуда Пробыл там два дня, и вот на тебе — прямо на похороны угодил!