Убийство в «Зеленой мельнице»
Шрифт:
Фрина хорошо помнила карты, однако, когда ландшафт внизу совпал с мысленной картинкой, что-то ёкнуло у нее внутри; похожее ощущение точности возникало у нее, когда удавалось после долгого блуждания по волнам радиоэфира найти нужную частоту. Внизу расстилалась та самая долина, которую она искала. Перемахнув через каменную вершину Викинга, Фрина стала спускаться в долину Воннангатты, берущую начало от Страшной Впадины. Взяв круто к востоку, она перескочила Синтию и нырнула в теснину Кривой реки.
Приземлиться тут было негде: повсюду камни и непроходимые заросли. В случае чего
Внизу вдоль реки протянулась расчищенная полоска; ветроуказатель стремился к северу. Хорошо. Стало быть, ветер в долине дует либо на север, либо на юг. Описав круг в воздушном потоке, она заметила, что ветроуказателем служит обыкновенный носок. На земле наблюдалось оживление.
Фрина снижалась до тех пор, пока Ригель не стала задевать верхушки деревьев. Она дала машине коснуться колесами земли, выключила мотор и пожалела, что не стала дожидаться оснащенную тормозами «Бабочку Древесницу». Ригель неслась по дорожке со скоростью шестьдесят четыре километра в час. Фрина едва успела развернуть ее возле забора так, чтобы в случае возможного столкновения пропеллер остался цел. Люди что-то кричали. К счастью, большая часть дорожки была покрыта грязью. Ригель быстро потеряла скорость и наконец остановилась в десяти метрах от ограды.
— Спасибо, Господи, за трясину вдоль реки, — выдохнула Фрина и ступила из кабины в жуткую черную топь.
Испытав чувство невероятного облегчения, которым всегда сопровождалось приземление, Фрина с трудом пробиралась через густую жижу; из неожиданно глубокой ямы ей помогла выбраться высокая мускулистая загорелая женщина в бриджах.
— Добро пожаловать в Толботвилль, — сияя радушием, сказала она.
Фрина обрадовалась. Это было гораздо лучше, чем: «Боже, это женщина». Особенно ее тогда взбесило «это». Фрина улыбнулась в ответ.
— Спасибо! Отличную дорожку вы раскопали. И благодарю за ветроуказатель. Меня зовут Фрина Фишер.
— Энн Пурвис. А это Джо.
Еще одна радушная улыбка исходила от более полной и не такой высокой женщины в широченных, похожих на юбку брюках и мужском твидовом пиджаке. У нее были приветливые карие глаза, дружелюбием которых, впрочем, не стоило обольщаться, и курчавые каштановые волосы.
— Джозефина Бине.
— Писательница? — заинтересовалась Фрина. — Я читала ваше «Убийство у скотного двора». Превосходно. Обычно я вычисляю преступника к третьей главе, а тут не могла сообразить до десятой.
— Открою вам секрет, — доверительно сообщила Джо Бине, выводя Фрину через небольшой ручей на тропинку. — Я тоже поняла это только тогда. Пойдемте в город. Надо признать, на город он мало похож, но тем не менее.
Возле самолета толклись трое худощавых парней. Фрина строго посмотрела на них.
— Можете разглядывать все, что хотите, господа, но держите ваши сапоги подальше от крыльев. Они очень хрупкие. Если топливо уже доставили, я попрошу вас помочь — если, конечно, вообще смогу снова взлететь. Возможно, завтра. Здесь бывает встречный ветер?
Потрепанные фетровые шляпы сгрудились, словно совещаясь. Затем средняя качнулась:
— Нет, встречного не бывает, мисс.
— Хорошо, значит, привязывать ее не придется. А теперь, дамы, я была бы очень признательна за чашку чая. Здесь довольно холодно.
— Начальник почты говорит, снег будет. Он всегда погоду знает, наш Альберт Стаут. Пойдемте, мисс Фишер, и вы получите свой чай.
— Скажите, мисс Бине, а почему вы поселились в этих краях? Я хочу сказать, писатели обычно живут в городе — поближе к издателям, агентам, кафе. Мне всегда казалось, что кафе — неотъемлемая часть творческого процесса.
Джозефина остановилась на том месте, которое, за неимением подходящего определения, можно было бы назвать главной улицей Толботвилля, и сказала просто:
— Взгляните.
Фрина взглянула. Хотя ее била дрожь, она замерзла и ужасно хотела чаю, пейзаж произвел на нее сильное впечатление. Далекие холодные синие горы уютно возлежали под теплой дымкой леса. Эвкалипты поражали невероятной высотой, шелковистой корой и яркими цветами, напоминавшими о модных парижских дефиле. Громадная речная долина, одетая в гранит, была накрыта неправдоподобно синим небом и выглядела так, словно в плодородную влажную землю беспорядочно натыкали шпилями вниз готические соборы. У ног Фрины под перистыми листьями черной акации розовели мелкие орхидеи. В воздухе пахло древесным дымом и свежей зеленью с легкой нотой чистого снега.
— Да, — согласилась Фрина. — Понятно.
— Чай и лепешки, — объявила Энн Пурвис, потянув Фрину за руку. — Природа подождет.
Толботвилль гнездился в гористых окрестностях так непринужденно, будто вырос тут сам по себе. Здесь было двенадцать деревянных домов с железными крышами и несколько старых срубов, крытых дранкой.
— Мы живем в одном из этих домов, поскольку Джо терпеть не может пауков, — пояснила Энн, прокладывая путь через небольшую толпу людей, глядевших на Фрину так, словно она свалилась с Марса.
Какой-то малыш, державший большой палец во рту, попятился, когда Фрина ему улыбнулась. Еще один с криком бросился к матери.
— Они впервые видят шлем, — пояснила Энн, и Фрина сняла пугающую экипировку.
Малыш вытащил палец изо рта и улыбнулся в ответ.
— Мне нравятся старые дома, но в них полно пауков, — сказала Энн. — Входите.
В доме было три комнаты, одна из которых служила кабинетом: пишущая машинка, стопка бумаги, сотни книг — некоторые стояли на деревянных полках, но большая часть располагалась на полу — раскрытые, сложенные стопками или заложенные полосками голубой бумаги. В средней комнате стояла массивная плита в колониальном стиле и еще один очаг — искристый розовый камелек. В углу были аккуратно сложены докторский саквояж, седло, упряжь на разных стадиях починки и накрахмаленный белый передник.