Участок
Шрифт:
– Один вопрос! – сказал он. – Куда ты до утра Сурикова денешь?
– Неужели не найдете машину, чтобы отвезти? Эта вот чья? – показал Кравцов в окно на старый «Москвич», стоящий во дворе администрации.
– Главбуха нашего, Юлюкина.
Главбух, пожилой мужчина болезненного вида, сидел тут же, и Кравцов обратился к нему с просьбой отвезти в райцентр.
– Дела у меня, – сказал тот неохотно.
– Хорошо. Тогда это не просьба. Я имею право воспользоваться вашим транспортным средством в служебных
– Понимаем, – кивнул Юлюкин. – Пользуйтесь на здоровье!
– Ключи, пожалуйста, дайте.
– А нету. Дома лежат.
– Как же вы приехали сюда?
– А я не приезжал. Она неделю уже стоит. Бензин кончился. И тормоза не в порядке. Не на ходу она...
– Ясно. Андрей Ильич, а вы ведь на какой-то служебной машине ездите наверняка?
– Само собой. Но я же сказал тебе: она в ремонте. Это в городе хорошо: на улицу вышел, руку поднял, повезут куда хочешь. А у нас проблемы!
– Ладно! – решительно сказал Кравцов. – Оставлю пока Сурикова здесь на вашу ответственность, извините, а сам пойду за транспортом. Думаю, машин в Анисовке – не одна!
Машин в Анисовке не одна и не две, а довольно много. Село ведь, между прочим, большое, и называлось оно раньше центральной усадьбой совхоза, в который административно входили, да и теперь входят, еще небольшие села Ивановка, Дубки и пустошь, называемая «Красный студент»: здесь когда-то был одноименный сельскохозяйственный техникум. Все это, кстати, а не только Анисовка, составляет «куст», его участковый должен милицейски обслуживать.
Но в тот день, будто нарочно, все машины оказались, как и «Москвич» главбуха, не на ходу. Ничто по селу не едет, ничто не нарушает покоя Камиказы, которая впервые в своей жизни за весь день ни разу не выбежала за ворота. Но нет: вон мелькнул в проулке голубой «жигуленок». Кравцов устремился туда. Дошел до двора, заглянул и ничего не понял: только что ехала машина – и вот стоит без колес, а хозяин рядом вытирает руки о ветошь и, не дожидаясь вопроса, объясняет:
– Совсем резина лысая стала. Менять буду!
И все же удалось Кравцову застать один автомобиль в полной исправности. Это Кублакова на мужниной «шестерке» собралась в город. Кравцов подошел, представился. И не успел даже изложить свою просьбу, Кублакова сурово сказала:
– Мне машина самой нужна.
Кравцов посмотрел на большой, крепкий дом и решил попробовать другой вариант:
– А с вашим мужем можно поговорить?
– Можно. На том свете.
– Это как же? – не понял юмора Кравцов.
Но это был не юмор. Кублакова с привычным горем пояснила:
– Утонул он.
– Ага! – воскликнул Кравцов. – Так вы – Кублакова, жена, то есть вдова бывшего участкового? Любовь Юрьевна, кажется?
–
Такой вот короткий разговор, но что-то в нем показалось Кравцову загадочным. Что-то в глазах Кублаковой было настораживающее. И он пообещал себе впоследствии осмыслить этот диалог и найти в нем зацепку для дальнейшего расследования.
И вернулся в администрацию.
Он вернулся в администрацию, где Суриков дремал, сидя на полу у стены, и спросил у Шарова, сколько до райцентра.
– Пятнадцать километров! – ответил Шаров, а Суриков тут же очнулся и заявил:
– Пешком не пойду! Не имеете права!
– Имею.
– Не имеете! У меня плоскостопие, между прочим, в армию еле взяли. Я километр если пройду, у меня ноги судорогой сводит!
– Ладно, – сказал Кравцов. – Будем ждать до утра.
– Только не здесь! – предупредил Шаров. – Здание администрации для арестов не предусмотрено!
– Ну, у меня в доме переждем, – покладисто, но упрямо сказал Кравцов.
И вывел Сурикова из администрации, а у крыльца его поджидал местный правдолюбец Дуганов. Лет двадцать назад его выбрали то ли партийным, то ли профсоюзным главарем, он побыл им года два, очень переживал за дело и заработал даже невроз. Давно кончились партия и профсоюз (которые, сказать по правде, в деревне никогда всерьез и не начинались), но Дуганов не может успокоиться: боль за общее дело не прошла, да и невроз остался: он прицепляется к человеку легко, а отцепиться не может иногда до самой смерти.
Слегка потрясывая невротической головой, Дуганов закричал:
– Правильно, давно пора!
– Что пора? – попросил уточнить Кравцов.
– Сажать пора всех пьяниц и злоупотреблятелей! Только не с того конца вы начали! Не Сурикова сажать надо, а Шарова, олигарха нашего!
– А он олигарх?
– Конечно! С братом все село под себя подмяли! Он глава администрации, брат его директор – красота! В больнице сейчас лежит с язвой, собственный организм его наказал: не надо жрать в три горла! Коррупция это называется! Если свидетели нужны, я пойду, не побоюсь!
– А что, есть конкретные факты? – профессионально заинтересовался Кравцов.
– Полно! Что вообще творится у нас – уму невообразимо! Суриков, конечно, пьет, но надо же смотреть в социальный корень! Людей совратили, все воруют! Церковь отремонтировали, лицемеры, а страха божьего нет! Раньше хоть партийный страх был, а теперь – беспредел полный! Народ ограбили материально и духовно, вот в чем трагедия! Шаров общественную землю как собственную продает – за огромные деньги! Богатые люди из города целый поселок отгрохали!..