Ученик слесаря
Шрифт:
– Стоп, - догадался Иван.
– В этом журнале отметки о списанной спецодежеде?
– Ну да.
– Покойных.
– Всяких. В том числе и покойных. Как состоявшихся, так и потенциальных. Ты пропадешь - и твою спишу.
– Вот только не надо, - сказал Иван, слюнявя палец и листая тетрадь.
– Да у тебя тут все подряд идет. Кто тут покойный, а кто нет? И потом, мне даты нужны.
– Зачем?
– быстро спросила Шурочка.
– Надо ж кому-то разобраться с этим, - сказал тогда прямо Иван.
– Люди гибнут, и
– По фигу, - согласилась с ним Александра.
– Въедливый ты, Иван. Быстро в жизни разочаруешься.
– А я ею и не очаровываюсь. Поэтому и разочарование мне не грозит. Даты могут быть совершенно не те. Например, он сегодня погиб, а списано через неделю.
– Нет, - сказала Александра.
– Хоронят обычно на третий день. Я после поминок прихожу сюда. Плачу и списываю, плачу списываю.
– Всегда?
– Всегда. Это как ритуал. Вернее, так: домой идти - страшно дома одной. Мишку рано из садика забирать. Вот и иду сюда. Здесь люди, все-таки.
– Есть и злодеи средь этих людей, - вставил Иван.
– Так что смотри, - продолжала Александра, не обратив внимания на его вставку.
– Где страница слезами залита, там и ищи.
– Здесь за какой период?
– заглянул Иван в начало журнала.
– За полный. Я почти что два года здесь кладовщицей работаю. А до этого другой период был.
– Какой?
– Тебя не касается.
– Дай-ка ручку твою. Я чистый лист отсюда вырву?
– Я те вырву. Видишь, прошиты и пронумерованы все. Я тебе чистый дам.
Первой вписал Иван фамилию сварщика. Проставил дату напротив нее. Ниже - Самолетова В., фасовщица. Правее - дата напротив нее. И так далее, отыскивая страницы со следами слез.
Апрель. Действительно, был от трупов свободен апрель. Но март и февраль - отягощены. И январь. В месяц по одному. Аккуратно в конце первой или в начале второй декады. Следующий был октябрь, а декабрь и ноябрь, таким образом, выпали. Затем три предыдущие пред октябрем месяца подряд шли трупы. В течение предыдущего года их было... Вот и здесь плакала, закапала страницу всю.
Итак: октябрь, сентябрь, август, июль. Далее: май, апрель, февраль, январь. Итого за прошедший год: восемь тел. В пределах восьмых - двенадцатых чисел. А в этом уже пятеро, хотя только первое полугодие подходит к концу. Статистика за этот год обещает быть более впечатляющей. С опережением идем. Правильно, что народ валом сюда не валит. А наоборот: валом - отсюда.
Кладовщица, подперев подбородок рукой, наблюдала за его писаниной. Иван был так увлечен, что не всякие ее реплики достигали его ушей.
– Монахов... Хороший был мужик, - комментировала Александра.
– Электрик, лет сорока. Все умел починить.
– А это... Коробко... Тоже мужик?
– Ах, да что такое мужик? Вжик - и нету.
– Так ты не замужем?
– догадался Иван.
– Нет. Все мужчины -
– Дай-ка другой листок. Я их по порядку перепишу.
Итак: этот год. Предыдущий год. Год, предшествовавший предыдущему. Или в таком порядке: предшествовавший, предыдущий, текущий. Соответственно, случаев: четыре, восемь и пять. Этот период открывался у Александры Федоровны в предшествующем году, июлем. Поэтому и трупа четыре всего. И числа с удивительной регулярностью выпадают почти те же. Словно месячные. Словно сама баба-смерть мечется, мочит нас, отличаясь в критические дни особой нервозностью.
– ... а этот циничный лозунг: 'На свободу с чистой совестью'?
– достигало ушей Ивана кое-что из реплик Александры, не относящихся к делу.
– Так он у тебя сидит?
– рассеянно спросил Иван.
– Нет. Отсидел уже. Только совсем бессовестный вышел.
– Мишкин отец?
– Отец...
– Она опять сморщила нос и выдвинула губу. Ивану до смерти захотелось ее за эту губу ухватить. Губами.
– Отец. Но ушел от ответственности, - сказала она.
– Черт. Ручка не пишет. Другая есть?
– В столе. Я такая, как ты была. Может, на год моложе. А он... Обещал, что не сделает больно - сделал. Обещал, что не сделает ребенка - сделал! Обещал, что не сделает ноги - сделал!!
Она с четверть минуты смотрела в лицо Ивана почти что с детской обидой, потом опять уперла локоток в столешницу, подперла рукой голову. Нет, определенно она ничего. Можно с ней что-нибудь закрутить. Занять свое место в ее мирке - между Микки Рурком и Микки Маусом.
Еще раз: дата - труп, дата - труп. Там, где против даты трупа не было, Иван даже прочерк ставить не стал, уверенный, что если копнуть, то и труп отыщется. В любом из других четырех цехов. Или вообще за территорией предприятия.
Кроме сварщика и фасовщицы была еще крановщица, электрик, слесарь. Были и другие профессии.
– Да, - вспомнила Шурочка.
– Можешь на ноябрь нормировщицу записать. В ноябре ее угораздило. А в журнале нет, потому что ей спецодежда не положена. А не положена - потому что в конторе сидит. В своем, самом красивом, на работу приходит. Приходила, - поправилась она.
– Число?
– быстро спросил Иван.
– Не помню. Но сразу же после праздников.
– Числа десятого?
– Так ты думаешь, не совпадения?
– Да ты сама посмотри, - ткнул ее носом Иван в свой список.
– Мрут с регулярностью месячных.
– У меня месячные только что прошли. Думаешь, это я их мочу?
– Ни на кого я не думаю, - сказал Иван.
– Ни следов, ни умысла. Не за нарушения же трудовой дисциплины мочит их случай. Или бог. Ни на кого я не думаю. Слушай, а те, другие, тоже ночью?
– Да, - сказала Шурочка. Но тут же поправилась.
– Нет. В основном - ночью. Но, например, Коробко - среди бела дня.
– И свидетели были?