Ученик слесаря
Шрифт:
Была надежда, но смутная, что может быть хотя бы на этот раз минует: ведь пуст оказался апрель. Хотя почему этот рок, он же фатум, он же молох должен ограничивать себя периметром предприятия? Может, и был в апреле труп, но где-нибудь в городе. И даже наверняка, что был, и не один. Городок хоть и небольшой, но происшествия в нем случались.
– Нет, ты точно не мент?
– всё приставал к Ивану ББ, а однажды, ментовскую тему открыв, добрался и до дяди Пети.
– Расскажи-ка, Петруха, как ты с милиционером подрался.
Петруха проворчал что-то нечленоразборчивое. Ивану этот случай показался забавным, он спросил:
– Это правда?
– Аккурат перед Днем Космонавтики, - сказал Слесарь.
– У него тогда как раз был запой.
Запой... Загул... Отгул... Эти три слова, в таком вот порядке, но без всяческих многоточий, мгновенно промелькнули в Ивановой голове. А ведь послеапрельские запои тоже на критические дни приходились. А предыдущие?
– Да ну вас всех...
– отмахнулся Петруха и зевнул.
Зуб!
– не поверил глазам Иван. Щели в верхнем ряду его рта не было! На месте щели, как ни в чем не бывало, красовался зуб. Такой же, как и тогда, на крыше. За несколько дней до Етишкина. Был он несколько короче, чем все, и казался тускл, но главное - был. И отливал красноватым.
Вполне возможно, что он вставил опять себе зуб. Но в таком случае, почему - такой? То есть несколько короче, чем все? Какой в это смысл?
Впрочем, до событий еще неделя. Зуб может и подрасти. Иван подумал это и осекся. Если можно слово осекся к мысленному процессу применить. Эта мысль совершенно неожиданно пришла к нему в голову. Неизвестно откуда. Сама. Размышляя на тему событий, он никогда это обстоятельство, то есть наличие зуба или его отсутствие у Петрухи к ним не привязывал. А теперь привязал. И эта мысль автоматически извлекала из глубин подсознанья другую: что Петруха так или иначе причастен к событиям. И может, виновен в них. Запои, совпадающие с последними критическими днями. Зуб - то он есть, то его нет. Вырастающий и выпадающий, и вновь вырастающий.
Ночью опять был частокол, он брел вдоль частокола, но на этот раз щели, через которую он бы мог за частокол заглянуть, не было. А ужас был. И чувствовал он себя так, словно бы в чьем-то рту пребывал, иль не во рту, а в пасти самого дьявола.
Как добыть полную картину отгулов наставника, он наутро сообразил. Надо только заглянуть в журнал у механика. Но воспользоваться этим соображением в тот день ему не пришлось: не до того было. Потом наступили выходные. Потом механик куда-то запропастился, и кабинет его оказался заперт. Кабинет этот находился рядом со складом, где Иван проводил обеденные перерывы, и в обычное время не запирался.
Ближайший случай представился только в середине другой недели. Иван в обед, улучив мгновенье, проник в кабинет механика и открыл журнал посещаемости. Он был за текущий год, предыдущего и предшествующего не было, но по крайнем мере в этом году, как с первого взгляда определили Иван, отгульные дни, отмеченные напротив фамилии Фандюка буквой 'о', совпадали с критическими. Он похолодел.
– Сегодня шестое?
– спросил он, вернувшись, у Александры.
– Седьмое.
Хлопнула дверь, кто-то вошел. Судя по шагам, механик. И не один.
– Так я завтра не выйду, Михалыч?
Голос несомненно принадлежал легкому на помине Фандюку. Иван похолодел еще.
– Ты чего холодный такой?
– прижалась к нему Александра.
– Словно покойник.
– Тихо ты.
– Что у тебя опять?
– произнес голос механика.
– Надо.
– Отгулы есть?
– Так ведь выходил в выходные. И после
– Завтра что? Вторник?
– Среда.
– Так ты что, пять дней собрался гулять?
– В Саратов мне съездить надо. Родню навестить. А уж гулять - если время останется.
– Так-так... Так-так... Ну-ка, зайди.
Они прошли в кабинет механика, и дальнейшего разговора как бы и не было. Во всяком случае, ушей Ивана он не достиг.
– Ну, согрелся?
– спросила Александра, прижимаясь тесней.
– Ага, - сказал Иван.
Про свои подозрения насчет наставника он, конечно, ни словом никому не обмолвился. Смеху не оберешься, если не прав. Да и дойдет до ушей Петрухи - стыдно же. Он только решил выяснить и выяснил, но уже на другой день, в том же журнале, в кабинете механика, адрес Петрухи. Была смутная мысль его навестить. В выходные дни, может быть, представлявшиеся Ивану наиболее критическими, потому что последние два случая именно в выходные произошли.
Однако то, что должно было случиться, случилось несколько раньше. А именно - в пятницу.
Переодевшись и зайдя в мастерскую аккуратно без пяти восемь, Иван никого там не застал. И удивился: некоторые могли опаздывать, но не все ж. Обычно к этому времени собиралась не менее, чем половина слесарного коллектива. Конечно, ряды его сильно поредели даже за то время, что Иван отработать успел, но все же кто-нибудь, например токарь, который всегда являлся самым первым, уже должен прийти.
У Ивана вдруг защемило в груди, хотя голова еще была ясной, свободной от всяких предчувствий. Предчувствия стали возникать сразу после щемленья. Он вышел в цех. Центрифуги вращались, как и во все предыдущие дни. Пространство по-прежнему заполнял туман. Парило, капало. Собиралось в лужи. Лужи перетекали в канализацию. По углам всё таился мрак. Но что-то изменилось в самой атмосфере цеха. Когда смотришь на мир другими глазами, мир заметно меняется, подстраиваясь под новый взгляд. Сказывается влияние наблюдателя. Так было и на этот раз. И не потому, что критические дни наступили. А потому что э т о уже произошло. И более того, произошло именно с ним, с Иваном. Только он не понял еще, что... Что?
– задал он себе любимый вопрос механика. Что мертв? Он где-то читал, что человек, умерев, не сразу осознает это. А некоторое время, порой месяцы, а то и весь год, принимает себя за живого. Ест, пьет. Любит жену или любовницу. Отправляет естественные нужды. В круиз отправляется. И может, в круизе внезапно наконец осознает, что, мол, вот... Так и так... У него щемит, возникают предчувствия, он впадает в панику. И лишь тогда покидает планету.
Нет, эту мысль он, конечно, всерьез не принял. Несерьезная мысль. Несуразная. Такое в голове не укладывается. А если коснулось э т о его, то через кого-то близкого. И поскольку, кроме тетки в Саратове, ближе, чем Александра у него никого сейчас нет, значит, случилось с ней. Он сделал шаг по направлению к конторе, а следующим шагом уже переступал конторский порог. Промежуточные шаги совершенно выпали из его памяти.
В коридоре толпился народ. Множество. Гурьба. Уйма. Начальство, рабочие, слесаря. Сварщик из соседнего цеха. Своим сварщиком цех после смерти Етишкина так и не обзавелся. Сварщик автогеном выжигал в двери склада дыру. Навесных замков на двери не было, но она была заперта. А раз заперта - то изнутри. А раз изнутри, значит Александра - за ней. А раз не открывает, то...