Удар вслепую
Шрифт:
— Верно, — согласился Паркс. — Мы обязательно должны исследовать этот яд и понять, какие элементы позволяют справиться с болезнью. Но всё наше оборудование уничтожено. Если мы не сможем взять с собой образец яда, то всё окажется напрасным.
— Посмотрим, — сказал Максвелл.
Тем временем там, где шарики уходили в трясину, начали появляться лилии. Скоро растения начнут развиваться. И настанет время нового Праздника. Ученые хотели покинуть это место до его начала. На это была и другая, более веская причина. Если они не вернутся в Ангру как можно быстрее, то они превысят шестимесячный срок пребывания
Когда они забрались в лодку, чтобы отправиться домой, первые лилии уже зацвели. Максвелл подвел каноэ к краю плантации и сорвал одну лилию. Это был странный цветок. В нем не было ни пестика, ни тычинок. Это был бесполый цветок. На одном из лепестков Максвелл заметил небольшое уплотнение. Он разорвал лепесток и обнаружил в нем небольшую опухоль. Он разрезал ее. Оттуда высыпались сотни маленьких черных существ. Это были маленькие канкилона!
— Теперь мы всё знаем. Лилии вынашивают пауков, пауки откладывают яйца, появляются добрые утконосы и яйца превращаются в семена лилий. Вот и всё.
— А еще, — добавил Паркс, — канкилона дают здоровье и после того, как они отложили яйца, томбовианцы приходят и съедают этих пауков. Знаменитые сокровища храма — это всего лишь запас семян на случай засухи.
— Засуха на Венере, — рассмеялся Максвелл. — Ты сошел с ума.
Однако он понял, что имел в виду Паркс.
На краю болота их обыскали томбовианцы. Они делали это молча, не проявляли агрессии, но обыскивали их очень тщательно. Обыск лодки не выявил контрабанды. Суровый командир махнул рукой в направлении Ангры. Максвелл опустил весла в воду и направил каноэ вперед.
— Жаль, — заметил Паркс. — Но мы хотя бы излечились. Может быть, в следующий раз нам повезет больше.
— Мы не излечились, — мрачно заметил Максвелл. — Наша болезнь лишь приостановилась. Не забывай, что томбовианцы проводят ритуал дважды в год. Нам повезло больше, чем ты думаешь. И вот доказательство.
Он постучал пальцами по карманному компьютеру, в котором сохранил спектральный анализ фиолетового света.
— Дома, — сказал он, — у нас полно яиц канкилона, и мы знаем, как активизировать их. Первую партию мы посадим во влажной теплице. А потом мы»будем расширяться. Мир не должен знать о том, что это будет очищенный яд канкилона. Они, наверное, назовут это вещество Никсиджит, или как-нибудь по-другому.
— Ну что же, — безразличным тоном заметил Паркс, — мне кажется, долина Конго — это не так уж и плохо.
— Все не настолько плохо, как кажется, — сказал Максвелл.
Месяц спустя он пришел к такому же выводу. Они были на пути домой. Они были одними из тех, кто чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сидеть в комнате отдыха. Рядом с ними сел миссионер.
— Как хорошо возвращаться на Землю, — прохрипел он. — Это был тяжелый крест — работать с этими дикими томбовианцами. Ах! Дикари, погрязшие в суевериях и совершающие ужасные ритуалы. У наших диких племен тоже есть ужасные традиции, но в томбовианской культуре нет ничего хорошего.
— Хм-м-м, — ответил Максвелл, улыбаясь. — Я бы так не сказал.
ЛЕНИВЫЙ БОГ
Пять законов Турма
1. Начальник — это НАЧАЛЬНИК.
2.
3. Никакого похищения женщин.
4. Женщины делают женскую работу.
5. Мужчины делают мужскую работу.
Оба они были осужденными. Эткинс, естественно, был главным. Он был умным. Второго послали из-за того, что если эксперимент Фрайхофера удастся, то обязательно потребуется грубая физическая сила. Именно поэтому наказание смягчили и Бамми Турмону. Ему было всё равно. Если у него было достаточно еды и возможность спать столько, сколько захочется, то он был доволен.
Да, Эткинс был умным. Возможно, даже слишком умным. Он был третьим среди лучших ученых в мире, где именно ученые занимали очень высокое положение. К сожалению, ему не повезло в том, что он был чрезвычайно самовлюбленным и амбициозным, и поэтому хотел быть первым, а не вторым или третьим. Именно поэтому он попытался украсть формулу Хаммонда и при этом убил охранника. Оба преступления разрушили бы его жизнь, но вместе взятые они привели к тому, что Эткинс получил смертный приговор. Даже Эткинс, какой бы властью он ни обладал, не смог избежать наказания — камера смерти сейчас или двадцать лунных лет. Однако именно в тот момент к старту готовили ракету Фрайхофера, и Эткинс, будучи настоящим ученым, совершившим кражу и убийство, оказался идеальным кандидатом.
Конечно, он согласился. Это была смерть, как ни посмотри, но зато она была не такой медленной и уничижающей, как в камере смерти, и не такой долгой и мучительной, как на Луне. К тому же у него был ничтожный шанс выжить. За это он должен был вести подробный дневник первопроходца и попытаться успешно сбросить его на Марс.
У Турмона особого выбора не было. Его участие во всем этом стало прихотью судьи. Совершенное им преступление, если это было преступление, было слегка неопределенным. Он был тунеядцем в мире, где все поклонялись эффективному существованию. Когда он был младенцем, кто-то допустил какую-то ошибку, иначе Тур- мон бы никогда не покинул ясли. Однако он был здесь — глупый от природы и не признающий работу ни в одной ее форме. Каждый последующий судья делал вывод, что для этого парня не было места в высокоразвитом обществе. Обвинить его могли только в тунеядстве, в чем его и обвиняли ровно сто раз до того, как он встретился лицом к лицу со своим последним судьей. Этот судья оказался приверженцем казуистики.
— Турмон, — сказал он, — я дам тебе еще один шанс. Не хочешь оказаться на корабле, где ты будешь только есть и спать?
— Мне подходит, шеф, — пробурчал Турмон. — Главное, чтобы мне не нужно было таскать тяжести.
Именно так отобрали случайных членов команды «Небесного посланника». Когда ракета отправилась по спирали в разреженную атмосферу Марса, один из них, собранный и внимательный, являлся наблюдательным пунктом во плоти, а другой блаженно похрапывал на своей кровати.
— У нас получится! — прошептал Эткинс самому себе, взволнованно проверяя траекторию полета в тысячный раз.
Затем он рассчитал скорость снижения. Она была слишком высокой, чего он и боялся. Хоть он и учитывал атмосферное торможение. Оставалось лишь одно, и действовать нужно было быстро.
— Поднимайся, болван! — прокричал он спящему Турмону. — Забирайся в капсулу. Будем прыгать.
— Что? — пробормотал лентяй, приоткрыв один глаз.
Эткинс бегал по каюте, собирая всё необходимое. Один