Удар вслепую

Джеймисон Малькольм

Хорошее самочувствие покинуло Максвелла, как толь­ко их караван вышел на поляну и двинулся вдоль низкой глиняной стены. Над зданиями, укрывшимися за стеной, развевался грязный флаг ОМ — Объединенной Миссии. Ученый увидел загоны, в которые сгоняли новых томбо- вианцев, где их должны были «подготовить» к рынку ра­бов. Земляне не могли выжить и работать в этом ужасном климате, поэтому им приходилось использовать абори­генов. Именно они добывали уран, занимались строи­

тельством и транспортировкой. Язычники-томбовианцы не подходили для такой работы. Они были слишком не­податливыми.

Максвелл цинично подумал

о статистике, о тех тысячах аборигенов, которые ежегодно проходили через жернова освобождения. Это решение не было принято евангелиста­ми. Это была экономически обусловленная необходимость. Все земляне, вне зависимости ot вероисповедания, были согласны с тем, что томбовианцы были ленивыми, разврат­ными и безответственными подлецами. Дикие аборигены были закоренелыми лгунами и прирожденными ворами. Если им что-то не нравилось, они пытались сразу убить виновного, и используемые ими методы были не самыми приятными. Они не видели смысла работать, потому что еды вокруг было достаточно. Они были очень сильными и крепкими, поэтому физические наказания не пугали их. Их философию можно было приравнять к нулю, поэтому абстрактными понятиями достучаться до них было тоже невозможно. Таким образом, чтобы сделать их полезными, нужно было обратить их в христианство.

Поворот дороги оставил позади миссионерское поселе­ние и его ненавистную пристройку — рынок рабов. Впереди показались отдельные хижииы города Ангра. Они прошли сквозь обязательный лазарет с одетыми в белое работника­ми и стеной плача. Затем они остановились возле низкого здания, на котором было написано:

Бюро Исследовательского Координирования

Дежурный врач был изможденным, болезненным муж­чиной с мрачными глазами. Безнадежное выражение лица не изменилось даже тогда, когда Максвелл поведал ему о своей теории. Когда Максвелл закончил рассказ, врач по­качал головой.

— Несбыточная мечта, — сказал он, — только время по­теряешь. Другие приходили на Венеру и были уверены в тЪм, что иммунитет к дрожи развивается у томбовианцев благодаря тому, что они едят или пьют. Все это уже было изучено сотни раз. Изучали даже вонючий болотный воз­дух, которым они дышат. Результаты всегда были нега­тивными. Не существует практически никакой разницы между нашими типами крови и типами крови томбовиан­цев. Реакция на витамины у них такая же, как и у нас. Мы считаем, что иммунитет томбовианцев представляет собой элементарный естественный отбор. Современные обитате­ли болот являются потомками тех, кого болезнь не могла убить. Именно это и является причиной их иммунитета.

— Чушь, — сказал Максвелл, которого уязвило негатив­ное отношение врача. — Что становится с их иммунитетом, когда их обращают? Крещение не влияет на антитела. Вы никогда не задумывались о том, что смысл заключается в их тайных ритуалах?

— Религия, — уверенно сказал врач, — это тема, которую я никогда не обсуждаю. И тем более я не собираюсь обсуж­дать отвратительные ритуалы болотных дикарей. Я хочу вас заверить, сэр, что если бы вы знали томбовианцев так же хорошо, как их знаем мы...

Максвелл фыркнул и отвернулся.

— Пойдем, Паркс. Это очередная глупая история «зна­тока». Если ученый позволяет оолепить себя предубежде­ниями, то он уже не ученый.

В

лазарете они попытались выяснить местонахождение Шана Ди, бывшего разведчика, работавшего на Хоскинса. Этот контрабандист говорил, что Шан Ди был обращен­ным аборигеном, который некоторое время прожил среди белых, а потом снова вернулся к дикарям. Он очень быстро подцепил дрожь, и ему хватило ума сбежать. Тот факт, что он предал обе стороны, сделал его своего рода изгоем. Его терпели, но ему не доверяли. Он успешно работал посред­ником, потому что именно он был единственным дикарем, который был знаком с землянами„и говорил на их языке, хо­тя Хоскинс и предупреждал, что говорит тот очень странно.

— Шан Ди? — спросил интерн, удивленно поднимая бро­ви.

Он не ожидал, что уважаемый человек будет спраши­вать о таком проходимце.

— Наверное, он в тюрьме, — продолжал молодой чело­век. — А если нет, то вы найдете его в одном из баров на Окраине, сильно перебравшим занкры. Если собираетесь встретиться с ним, то возьмите с собой патрульного. Если обращенный переходит на плохую сторону, то он становит­ся по-настоящему плохим.

— Мы справимся, — сказал Максвелл.

Предубеждения, касающиеся томбовианцев, встреча­лись здесь на каждом шагу. Он все еще полагался на реко­мендации Хоскинса.

Окраина не была приятным районом. Она была темной, грязной и очень, очень вонючей. Повсюду на грязных ма­трасах лежали белые, которые не могли попасть домой. Для окружающего мира они уже были мертвы, хоть их мускулы и подрагивали от редких судорог. Они решили облегчить :вою судьбу именно таким образом — они решили пойти по пути занкры. Занкра не являлась лекарством, но она облег­чала боль. Занкра представляла собой смесь протомезила и активных алкалоидов. Это средство было очень дешевым. И целую тыкву — а занкра представляла собой ее сок — можно было купить примерно за одну медную монету. Ко­гда Максвелл и Паркс зашли внутрь, кто-то как раз решил почать новую тыкву. Возле двери они увидели аборигена, который в тот момент делал дырку в тыкве, чтобы протис­нуть внутрь трубочку.

— Мы друзья мистера Хоскинса, — сказал ему Макс­велл. — Где нам найти Шана Ди?

Томбовианец внимательно посмотрел на белого, как буд­то сомневаясь в чем-то, а потом сказал:

— Я Шан Ди.

Максвелл также внимательно смотрел на аборигена. Ученый с радостью обнаружил, что парень кажется неве­роятно здоровым. У него не было даже остаточных судорог, которые все еще проявляются после приема паракобрина. Однако, плечи и руки Шана Ди были свидетелями того, что когда-то и он был жертвой дрожи. Они были покры­ты шрамами от укусов — это был явный признак болезни, которая не подвергалась лечению. Шрамы были очень ста­рыми и подтверждали то, что хотел знать Максвелл. Шан

Ди явно излечился. Он сделал то, что считалось невозмож­ным. Но как? Вернувшись к своей языческой культуре?

Шан Ди был непростым парнем. Плохо было уже то, что он разговаривал на очень ломаном английском, которому его научили первые миссионеры. К тому же он был очень подозрительным, упрямым и изворотливым. Вопросы Максвелла сразу навели его на мысль о том, что он знает об ограблении храма. Шан Ди прекрасно понимал, что ес­ли об этом узнают томбовианцы, то его обязательно ждет ужасная смерть.