Удивительные путешествия по реке времени
Шрифт:
– Кто такая Коко Шанель? Мы такую не знаем, – встряхнув хохолком, вскрикнул Кешка.
– Нет, нет, не сегодня, – остановил попугая Рибаджо. – Как-нибудь потом расскажу…
Встреча третья. На шаг впереди забвения. Дочь палача
В этот зимний вечер ветер был особенно холоден и зол. Он пытался ворваться внутрь дома, колотился в стёкла окон, силился их разбить. Но стёкла сопротивлялись, упрямо дребезжали, и от бессилия ветер выл, как проигравший
Семья Василисы и друг Алька сидели вокруг камина на мягких креслах-грушах, вытянув к огню озябшие на холодном полу ноги.
– Ну же, Рибаджо, – канючила Васюшка, – открой нам, какой-нибудь секретик твоего волшебного рода. Ты про нас знаешь всё, а мы про тебя почти ничего. Кем, например, была твоя старшая сестра Бернардина. Про неё ты упомянул только однажды и то вскользь. Ну же, Рибаджо…
– Про неё нельзя, – произнёс Рибаджо, притворно нахмурив брови и одновременно растянув в хитренькой улыбочке губы. – Она нарушила первый закон волшебства. Она вмешалась и изменила жизнь одной девочке. А это, без особого распоряжения, запрещается.
– Ну! – вклинился в разговор Алька, – и что?
– Что? Выгнали! – резко бросил Рибаджо, – выгнали из рода волшебников и приказали забыть. А хуже всего то, что отняли силу волшебства и бессмертия!
– Сурово, – заметила бабушка, – разве можно так с ребёнком?
– С ребёнком?! – воскликнул волшебник, – Бернардине к тому времени было две тысячи лет.
– Ух, ты! – удивилась мама, – хороший возраст для смертного человека. Что с ней стало потом?
– Потом, потом… – недовольно заворчал на плече у бабушки попугай Кешка, – люди до такой старины не пристариваются. Померла, наверное?
– Не померла! – заметил Рибаджо, – ей из возраста убрали два нуля и отпустили восвояси … Потом, конечно, померла, дожив до ста лет обычной человеческой жизни…
– Два нуля, два нуля…, – вновь зарокотал Кешка, нетерпеливо перебирая лапками. – Не пойму – сколько ей было, когда её прогнали?
– Граматуз ты, Кешка, знатный! – засмеялся Алька, а за ним и все остальные. – Если от 2000 тысяч убрать два нуля останется всего 20!
– Мы в школах не учились, – обиженно скуксил мордочку Кешка, – университетов не кончали, в магазины не ходим. Незачем! Посему арихметика ваша нам, принцам рода Кешью, совершенно не нужна. Пусть тот, кто сдачу пересчитывает, тот и учится, а мы в сторонке полетаем…
– Кешка, не лезь в бутылку, – погрозила попугаю пальчиком Василиса, – вдруг мы её запечатаем! Прекрати задирать мальчишек, накажу. Продолжай, Рибаджик, про Бернардину…
– Кто их зади… – выкрикнул с негодованием попугай, но увидев неприветливый взгляд волшебника, осёкся.
– Про Бернардину мне рассказывать нечего, – косо поглядывая на обидевшегося Кешку продолжил Рибаджо. – Она, как и все смазливые девчонки, быстренько вышла замуж, родила сына и дочку. Прожила неприметную людскую жизнь. Ничего интересного.… А вот про девочку, судьбу которой она изменила, я расскажу с удовольствием. Итак…
Итак…
Девочка, звали её Мари, не блистала красотой и изяществом, к тому-же принадлежала к славному роду Гроссхольц. Правда, слава этого рода была худой. Мари с детства привыкла к тому, что люди сторонятся их, будто прокажённых. Это и понятно, ведь её отец – потомственный палач. Родитель Мари достался мрачный, нелюдимый. За свою маленькую жизнь девчонка ни разу не почувствовала на своей голове ласковую руку отца и не услышала от него ни одного нежного слова. Иоганн, так звали отца девочки, приходил с работы чернее самой чёрной тучи. Вынимал из мешка топор и принимался его мыть в ведре на кухне их родового дома. Затем он ставил его здесь же обсыхать, прислонив топорищем к стене. Мари лежала в постели, как мышка: она боялась шевелиться,
– Ни за что! – с отчаянием думала Мари, – пусть лучше и мне, также как тем несчастным, которым приходилось иметь дело с её отцом, отрубят голову…
Вот тут-то в жизнь девочки и вмешалась моя сестра Бернардина. Она по неизвестным нам причинам во время одной из ежедневных ссор вложила в уста матери Мари признание, которое та бросила мужу в лицо: Мари – не его дочь, а доктора Филиппа Куртиуса. Палач принял признание спокойно и даже бровью не повёл, а утром выставил обеих за дверь. Мать вместе с девочкой переехала к доктору, и они зажили совершенно другой жизнью.
Закончив говорить, Рибаджо, вольготно раскинувшись в мягком кресле, блаженно чмокая губами, облизывал испечённое бабушкой кремовое пирожное. Василиса тоже взяла с подноса сладкое угощение и, рассматривая его недоуменно спросила:
– Ну и что? Это всё?! Просто зажила и всё? Ты нас дурачишь, Рибаджик?
– Отдашь своё пирожное – буду рассказывать дальше. Нет? И суда нет!
– Шантажёр! – возмущённо завопил Кешка, пряча под крылышко, предназначенное ему угощение. – Шантажёр! Вымогатель-сладкоед!
– Какой я тебе шантажёр?! – в свою очередь возмутился Рибаджо, – я весь вечер буду рассказы рассказывать, напрягаться, а награда где? Ты вот, курица, сидишь на плечике у бабушки и молчишь, а мне работать надо. Я собираюсь перемещать вас в один из лондонских музеев, а силы где взять?
Бабушка молча встала и удалилась в кухню, а когда вернулась, поставила перед Рибаджо большое блюдо, на котором покоилась немалая кучка заварных пирожных.
– Подкрепляйся, сынок…
– Другое дело, – расплылся в медовой улыбке волшебник, – итак, для продолжения рассказа я приглашаю вас в прославленный Лондонский музей. Когда будите бродить по его залам, обязательно отыщите маленькую остроносую старушку в чёрном. Это и есть наша Мари. Она сама расскажет вам о себе и своей жизни. Мадам Мари довольно энергичная и разговорчивая дама, её жизнь похожа на увлекательный детектив, не менее интересный чем детективы леди Агаты Кристи.
– Что она делает в музее? Работает смотрителем? – поинтересовался Алька.
– Не совсем, – подмигнул мальчику Рибаджо, – она выставлена там как экспонат.
– Как же она расскажет нам о себе, если она экспонат? – не унимался Алька.
– Обижаешь, – хмыкнул Рибаджо. – Я всё-таки волшебник. Когда музей опустеет, и куранты Биг-Бена 54 пробьют двенадцать я вдохну в фигуру Мари жизнь. Увидите, это будет здорово! О! – встрепенулся Рибаджо, глядя на часы, – всем одеваться! Бабулечка засунь разноцветную курицу в варежку – зимой в Лондоне холодно и сыро, как бы не простыл прохвост.
54
куранты Биг– Бена – Традиционно Биг-Беном называют башню или установленный на ней часовой механизм, но на самом деле так именуется огромный колокол в часах. Биг-Бен в Лондоне имеет и официальное наименование – «Часовая башня Вестминстерского дворца».