Умножители времени
Шрифт:
Австралии хороший дом с садом.
Мона взяла два бочонка с пивом, каждый по три лира, передала их Глебу
Сергеевичу и пригласила в столовую.
– В одном бочонке - мой Жатец, но с лежака, в другом - Урквелл, тоже
мой, резаный с кельтом. На закуску мои сыры, кровяные колбаски, русская
стряпня, тарелка вяленой рыбы.
– Чудесно! А можно - я вот вижу тележку сервировочную - я отвезу всё
это в беседку?
– Да, конечно, - показала знаками Августу, чтобы тот помог.
Некоторое время хозяйка и гость вальяжно потягивали пиво, неспешно
закусывали. Мона расспрашивала о Москве, о Петербурге, об образовании в
России. Затем дама предложила сделать перерыв в трапезе и прогуляться по
саду.
– Вы, наверняка, хотите новых историй от старой трехсолетней вороны?
–
спросила она.
– Зачем вы так? Да, я жду, с нетерпением жду историй от прекрасной
Шахерезады!
– Вот льстец!
– с довольным видом и деланным укором сказала Мона.
– Я
скорее Шахиня из ада!
– Вы - Мона-Лиза Брюсовского трехсолетнего разлива, - сказал Глеб
сомнительный комплимент.
82
– Комплимент нельзя назвать деревенским, но и аристократическим тоже.
Московский, - хмыкнула пробудившаяся аристократка королевских кровей.
–
Ладно. Главное, чтобы вы усвоили, что все мои знакомцы, которыми я дорожу
в моей памяти, проживая жизнь в Яви, существовали ещё и в Прави и в Нави. И
не делили Истину на тьму и свет, черненькое и беленькое.
– Конечно, - серьезно и просто сказал Глеб.
– Это мне абсолютно ясно.
– Добро
! Ну, давайте, попробую я... снова... как-то по порядку.
Расставаясь с нами (как оказалось навсегда), отец наставлял (и в записях
его это есть), что России предстоит сто лет бесчестья, затем сто лет
мученичества и потом ещё сто лет заблуждений и поисков. Они с Петром
Великим положили все силы на Державу Русскую. Но пришло время
политиканства. Как подменили и Меншикова, и Толстого, и Долгорукова, и
Ягужинского и всех! И вот их и нет. Но пришли другие, совсем чужие. Отец
горевал, что не посмел сказать Петру, чтобы тот с рождением Анны оформил с
Екатериной брак. Старый Иоганн рассказал мне, что Яков Вилимович Брюс,
мой отец, уже женатый человек, был влюблён (тайно и страстно) в юную
Елизавету Петровну. Она была необычайна умна и красива. А ещё честолюбива
и расчетлива. Как переживал отец, когда в одна тысяча семисот двадцать пятом
году умер Пётр. Умер без завещания. Оставив Елизавету без прав! Брюс
встречался с ней и после смерти её отца. Последний серьёзный разговор был в
одна тысяча семьсот тридцать третьем году. Но о чём? Вряд ли
шестидесятитрехлетний граф предлагал руку и сердце, или хотя бы признался в
любви двадцатичетырехлетней наследнице престола. О наследии престола они,
наверное, и говорили! Да про университет и Академию Художеств. Да что
толку: Елизавета была порядочная и мудрая. Она умела ждать! А ваша Катька
Невеликая Вторая - мудрёная и пакостливая.
Они вернулись в беседку и опять молча наслаждались вкусом пива. Затем
Мона продолжила.
– Жаль, что ни один из планов отца по восшествию Елизаветы Петровны
83
на престол (ни в одна тысяча семьсот двадцать пятом, ни позже) не сработал...
Я побывала в России в первый раз после отъезда в одна тысяча пятьдесят
девятом году, передала Елизавете, уже императрице, пакет, запечатанный, от
имени Якова Брюса. Что уж там было - не знаю. Сказала, что я - подданная
Франции, а поручение отдать пакет Брюса - от Сен-Жермена. Елизавета была
обворожительная, но привычка притворяться "весёлой барыней" так портила
всё! Сен-Жермен поручил мне, по возможности, поговорить с Елизаветой о её
четырнадцатилетней внебрачной дочери, княжне Таракановой. Та проявилась в
высшем свете Европы, так же красива и умна, как её мать и нужно думать о
передаче трона. Но императрица не захотела говорить на эту тему. Глаза её
стали очень печальными. Может она думала о собственном горьком опыте
незаконнорожденной. Скорее всего да... Ещё я влюбилась в Павлушу!
Пятилетний внучатый племянник, которого воспитывала сама Елизавета, не
отдавая матери, был очарователен. Но я увидела в нём совершенно
неординарную личность и по приезду в Париж рассказала о нём Сен-Жермену.
Когда в одна тысяча семьсот восемьдесят первом году Павел под именем графа
Северного был во Франции, Сен-Жермен познакомился с ним. Я должна
сказать, что Сен-Жермен много путешествовал по миру, отыскивая яркие
дарования, готовя себе учеников. И он увидел в Павле Петровиче величие
талантов! Он не смог предвидеть того, что эта холодная, бессердечная немка,
почувствовав в сыне Силу Дара, начнет "ломать" его, унижая всем, особенно
словами и распространением слухов, что-де он - "человек второго сорта и
среднего ума". В самое сердце била! И надо сказать... сломала! Терпкое вино
перебродило в уксус! А эти её друзья, так называемые "просветители"? Да, я
имею в виду Вольтера, Дидро и прочих пошлых антихристов. Но что самое