Умножители времени
Шрифт:
отреставрировали и сдали в фонды Исторического музея, а на кости ...
"наплевали"... Мона сорвала парик, сбросила камзол и закрыла лицо руками...
– Извините... Время такое было у вас... Да и были бы останки... Не
уверена, что его... он любил сюрпризы. Да ещё Никита после похорон куда-то
исчез. Может, он захоронил графа в другом месте... а, может... Я верю в
привидения, более всего в Привидение и Провидение!
– пауза. Мона
решительно встала из-за
только что пришли, а я уже "нагружаю" вас своими проблемами. Но, дорогой
Глеб, - она подошла к нему ближе и положила руки на его плечи - я ужасно
боюсь, что вы... исчезните. Не придёте больше ни сюда, ни на сеансы.
– Нет, дорогая моя, этого вам не нужно опасаться. Я очень внимательно
готов слушать вас, ваши истории... но меня смущает - чем я могу помочь вам!?
76
Мона (ох, уж эти женщины!) сразу повеселела и сказала повелительным
тоном:
– Тогда выполните три моих желания! Первое - ужинать со мной
ежевечернее, пока вы в Карловых Варах. Второе - посмотреть мой замок и сад.
И третье - после завершения курса - съездить со мной к сестре в Вену.
– С удовольствием. Все, кроме Вены, я должен быть сразу после отдыха
на работе в Москве.
Мона продолжала стоять близко к Глебу, положив руки на его плечи.
Сейчас она приподнялась на носочки, поднесла свое лицо к лицу мужчины
совсем близко и широко открытыми глазами, и горячим дыханием и шёпотом
внушала ему:
– Вы призваны на другую, более интересную Службу. Не мною, нет, -
отцом.
"Привыкнуть ко всему, что говорит Мона, всё равно будет невозможно.
Но и Консультант, и дядя со словами Моны Брюс согласятся. На работе можно
"закосить" недельку. Тая? Не знаю".
– Хорошо, и в Вену.
– Глеб элегантно улыбнулся. Но и у меня три
желания, которые вы, как мой партнер в этой Большой Игре (мне больше
нравится "Игра", чем "Служба"), должны исполнить, - сделал "важное" лицо.
Первое - как ваша фамилия сейчас, по последнему паспорту?
– Эдинбург, - у Моны было ожидающее выражение лица.
– Второе - мы с вами должны чаще смеяться. Искренне, не смотря на
"жуткий пафос" ситуации. Без юмора нельзя! Третье - вы мне расскажете о
ваших знакомых. Я имею в виду Сен-Жермена, Жюля и прочих.
– Глеб сам
заметил "допросный" тон последнего желания и рассмеялся.
Мона вослед:
– Второе желание ваше выполняется уже.
– Давайте не портить нумерацию и выполним ваше второе.
Они вышли из дома и пошли вдоль аллеи.
77
– Иван Алексеевич сказал мне однажды, что в полутёмных душистых
аллеях лучше всего усваиваются
пугайтесь! Я не буду околдовывать вас. Пока не буду.
– Мона рассмеялась, - и
я уже выполняю ваше третье желание, про "знакомых". Но! Только очень
дозировано.
– Вы были знакомы с Буниным?
– Да, шапочно. Я вообще не пропускала самые крутые "тусовки":
юбилеи, вручения "нобелевок" литераторам и ученым. Я ведь долгое время
была литературным агентом Ремарка. Училась у Фрейда, сотрудничала с
Эриком Берном. С последним работала в Штатах.
– Извините, Карл Ясперс и Эрих Фромм считали Фрейда
интеллектуальным шарлатаном, а психоанализ - псевдонаукой.
Мона не обиделась и рассмеялась.
– Я и отвечу словами Ясперса. Он говорил: "Экзистенция не знает
смерти, есть лишь взлёты и падения". Так вот: "Психоанализ не знает строгой
точности, есть лишь гениальные взлёты и неуклюжие падения. Как на Лестнице
Иакова. Как весь оккультизм и вся алхимия".
– Я читаю сейчас книгу Эрика Берна. Доктор Йозеф дал, чтобы я, видимо,
готовился к вашим сеансам.
Мона вскинула свои красивые брови: "И как?"
Всеволожский решил поёрничать: он важно скрестил руки на груди,
выпятил живот и нижнюю губу и сказал:
– М-да-с... Вам, Мона, даже не обязательно ложиться на кушетку. Мне
всё и так ясно: Эрихи... Эрики... Все на "Э"! Эрихов комплекс!
Он ловко намекнул на "Эдипов" и насторожился. Во всей теории Фрейда
именно это было ему неприятно. И не хотелось думать, что гениталии
командуют мозгом и сердцем.
– Хм... Да... Услышала вас... Я лучше дам вам книги Агриппы "О тщете
и недостоверности всех наук", "Оккультная философия" и другие книги отца.
78
Ясно одно: эзотерическими учениями могут овладеть единицы. Одаренные. Как
мой отец, Парацельс, Авиценна.
– А Сен-Жермен?
– За ужином. Давайте поговорим за ужином! Но о личном не хочется, да и
не следует. И ещё... Дело в том, что с именем Сен-Жермена связаны многие
имена... например, Екатерина Вторая, братья Орловы, княжна Тараканова и,
главное, Павел Первый. У меня именно этот отрезок русской истории с болью
отзывается в сердце...
За ужином, однако, Мона не продолжила говорить о Сен-Жермене, а,
орудуя ножом и вилкой, разрезая мясо и ожесточенно пережевывая его, будто
грызя, она заговорила о Екатерине Второй.
– Какие глупцы! Назвать её великой, о Елизавете Петровне забыть, а о
Павле Первом говорить в уничижительном тоне, что, мол, самодур и тиран.