Умножители времени
Шрифт:
решительный шаг и достала из сумочки старинный серебряный портсигар.
Открыла его, достала три карты и положила на стол.
Всеволожский вздрогнул от неожиданности. Вот оно! Забыв обо всех
предосторожностях, тоже волнуясь и радуясь чему-то, он положил на стол
рядом с портсигаром Моны свой, точно такой же. Жестом предложил даме
открыть. Она мгновенно достала и стала, жадно вертя в руках, подставляя на
просвет, рассматривать карты. Потом положила на стол. Села. Снова начала,
беря по одной в каждую руку свою и "глебову" карту, внимательно смотреть.
– Ничего! Абсолютно одинаковые!
– огорченно заключила. Снова
возникла пауза. И вновь продолжительная.
– Присядьте, наконец, к столу, - жестом и словами сказала доктор.
– Я и жду приглашения...- он сел и тоже, взяв в руки карты, начал
рассматривать их. Потом взял в руки портсигары.
– Абсолютно одинаковые, вы
правы. Вот вензели... Две дамы и семёрка... Но вы, я вижу, чем-то сильно
огорчены.
60
Руки "Моны" чуть тряслись, пальцы были какие-то скрюченные, глаза
тусклыми. Погасшими.
– В том-то и дело. Он ничего нам не может подсказать! Не смог!
– она
была готова разрыдаться.
– Кто?
– недоумевал Глеб.
– Отец, - уже рассеянно, успокаиваясь, ответила "Даниэла".
– Какой отец?
– Наш. Мой и моей сестры Даниэлы. А я - Мона. Отец - Яков Вилимович
Брюс.
Самое время упасть на её кушетку! "Да... Может, долгие годы занятий
психоанализом не проходят бесследно?!" - подумал огорченно Глеб. Он не
знал что говорить. Молчал. Он полагал, что она родственница Брюсам, но не
дочь!?
– Извините меня, Глеб Сергеевич. Нервы. Все равно я вам безмерно
благодарна. Вы ведь что-то знаете ещё?! Кроме карт?! Знаки, книги? Вы нашли
тайник? Как к вам попали карты?
– Я не уполномочен лично...
– вяло потянул Глеб Сергеевич, не будучи
готовым к откровенному разговору.
– Хорошо. Понимаю, - уже спокойно говорила Мона.
– Я тоже должна
прийти в себя. У меня через десять минут приём. А вечером, часов в восемь,
нет, в семь, я буду ждать вас у себя дома.
– Но...
– Что вас беспокоит? Пропустите ужин? Обещаю вас накормить - она
улыбалась.
– Не знаете адреса?
– улыбка ещё шире, лукавая.
– Думается мне,
что знаете! До вечера, дорогой Глеб. Можно без отчеств? На западный манер?
Отлично. Я - Мона. Вам же всё равно глупо произносить: Мона Яковлевна, -
она уже смеялась.
Надо ли говорить, что Глеб вышел из кабинета переполненный
впечатлений. У него не могла уложиться в голове мысль, что дочерям Брюса,
61
умершим в детстве, и, видимо, воскресшим, триста лет! Не спрашивайте даму о
её возрасте! Но расспросить нужно о многом. И она будет спрашивать... Что ей
отвечать?
Он с трудом дождался вечера, и, купив букет цветов, вино и конфеты,
направился в гости. Вдруг "дамский угодник", всегда дремавший внутри Глеба,
пробудился: "А если она не любит белые розы? А любит цвета слоновой кости
или пурпурные. Вообще не любит розы? Вообще не любит цветов? Ведь в саду
у неё их я не заметил. Триста лет! "Все цветы мне надоели... "Да" и "нет" не
говорите... Я бы вообще устал жить..."
...Мона ожидала его в своей машине на том "пятачке" перед крутым
подъемом.
– Оставьте здесь свою машину и пересядьте ко мне. Спасибо! Как ни
странно - цветы я все ещё люблю. Высаживать и ухаживать нет, а когда дарят -
очень! Только люблю больше белые лилии. Нет... наврала, я выращиваю
крокусы! Они первыми появляются в начале апреля... благодаря
животворящей росе!
Глеб не обратил внимания на последнюю фразу Моны, потому что был
всецело занят беззастенчивым разглядыванием наряда женщины. Стиль начала
двадцатого века. Паричок пепельного цвета, на нем широкая черная лента,
низко повязанная на лбу и украшенная серебряным бисером и золотыми
нитями. Шелковое свободное платье, ниспадающее с оголённых плеч. На шее
ожерелье из изумрудов. На руках, пальцах и запястьях тоже бриллианты,
рубины, сапфиры...
"Чудачка... Хвастуша... Хотя, все это смотрится гармонично на ней,
повседневно... привычно" - подумал Глеб.
Глеб галантно развел в восхищении руками и поднял большие пальцы.
"Чёрт! Она же графиня, любит и привыкла к иным формам высказывания
мужского восторга".
– Да, Глеб, я люблю это время... Эти пятьдесят лет моей жизни, моей и
62
моей сестры Даниэлы были самыми счастливыми для нас.
– Извините... я опять... не понял... Какое время?
– Глебу реально было и
будет, наверное, ещё долго, трудно "въезжать" в "жизнь - эпохи".
– Скажем, с одна тысяча восемьсот девяностого до одна тысяча девятьсот
сорокового. Чудесная мода: шляпы, шарфики, длинные мундштуки, перья,
шелка. А какой взрыв новых талантов, новых идей, технологий... Проходите,
пожалуйста. Вход в дом с обратной стороны. Она шла величественно-
грациозно на высоких каблуках, ни разу не промахнувшись в щели брусчатки.
У крылечка - два мраморных льва, отреставрированные. На груди скульптур