Умножители времени
Шрифт:
такие же гербы, как на портсигарах. Родовые? Глеб показал пальцем на гербы и
поднял вверх брови.
– Да, наш герб. И это наш дом. Мой и сестры. А был отца и маман. Мы
перестроили этот замок в семидесятых девятнадцатого века. В нем подолгу
никто не жил. Поэтому главная, парадная часть замка в запустении. А задняя,
жилая, отстроена недавно в современном дизайне. Следуйте, пожалуйста, за
мной.
Гость поднимался вслед за хозяйкой на высокое крыльцо. По пути он
отметил не только пару красивых вазонов, украшающих вход в дом, но и пару
прелестных женских голеней в ажурных чулках.
– Слева ванная комната, впереди - гостиная. Там и поужинаем. Не
обессудьте, сегодня готовили на скорую руку, - сказала хозяйка виновато-
очаровательным тоном.
Полет и Колет, не привыкшие к гостям, настороженно лаяли под столом,
вытянув мордочки и пофыркивая.
Глеб Сергеевич зашел умыть руки.
– Ого!
– вскликнул Глеб.
– Здорово! У вас в ванной комнате стилизация
под "морское царство": эти перламутровые морские раковины, аквариум и
прочее.
Гигантский аквариум был размером с концертный рояль, который стоял в
63
гостиной. Пастельные сочетания бледно-розового, мятно-зеленого, бежевого с
небесно-голубым, малое освещение погружали в покой, безмолвное
отдохновение.
– Вам нравится у меня?
– как же без кокетства может обойтись женщина-
хозяйка, ждущая комплементов.
– Вам бы позавидовал капитан Немо. Вы круче!
– искренне выпалил
гость.
– О! Жюль не раз говорил мне, что свой "Таинственный остров" он
писал, думая обо мне!
– она вздернула носик.
Следует отдать должное двум вещам: первое - носик был, если честно,
великоват, а второе - она явна рада редким, видимо, гостям и хотела
произвести впечатление. И произвела! Глеб, как рыба шевеля губами, беззвучно
и с совершенно идиотским выражением лица спросил:
– Верн? Жюль Верн, что ли?
– Да, конечно. Но мне не нравилась, что приключенческую романтику
своих романов он нашел в Парижской Коммуне одна тысяча восемьсот
семьдесят первого года.
Она взглянула на Глеба и поняла, что взяла слишком бодрое "аллегро".
Лицо её немного осунулось, глаза потухли. Она уже давно не говорила о себе
с... современниками.
– Я сейчас накрою на стол. Всё уже в буфетной рядом.
А Всеволожский никак не мог вернуться в "здесь и сейчас" и
беспардонно "пялился" на Мону.
– Пожалуйста, Глеб, не смотрите так... Я знаю, что в мои глаза смотреть
трудно. Они насмотрелась за триста лет столько и такого... Вот лучше
посмотрите пока альбомы с фото. Только спокойнее, - она говорила голосом
доброй няни.
Гость взял первый альбом, что лежал сверху. Ну как можно быть
спокойным?! Попадались фотографии, ровесницы первых в истории этого
64
изобретения. Но! Но Мона (или Даниэла) всегда примерно одного возраста,
тридцати - тридцати пяти лет, здесь вот они вместе, и ясно, что они -
близняшки! Вот кто-то из них с Ремарком, вот с Фрейдом!.. На обороте фото
лишь даты: Одна тысяча восемьсот девяносто шестой, одна тысяча девятьсот
шестнадцатый,... одна тысяча девятьсот тридцать пятый... Вот сестры (кто из
них?) в белых халатах у хирургического стола. Сзади подпись: одна тысяча
девятьсот пятнадцатый, Кенигсберг.
– Прошу вас к столу. Давайте я налью вам полный бокал вина - вам
необходимо расслабиться. И привыкать к мысли что я - фантом, но реальный.
Всеволожский залпом осушил бокал. Конечно, он отступил от протокола,
но взглядом попросил ещё. Мона налила ему второй. Теперь он отпил
половину. Речь к нему возвращалась. Понемногу.
– Я могу предложить блюда чешской, немецкой и французской кухонь, -
ей нравилось изображать хозяйку.
– Пожалуйста: кнедлики с квашеной
капустой и свининой, жареные сосиски с гарниром из картофеля и квашеной
капусты, трюфели, сыры, багеты, круассаны, крем-брюле. А вот...
– Ради Бога, извините меня! Совершенно нет аппетита.
– честно
признался Глеб.
– Я не в "своей тарелке".
– Хорошо. Понимаю. Давайте ужин перенесем на завтра.
– А я должен прийти завтра? Сюда?
– Нам ведь нужно о многом поговорить. Или вам не интересно?
– Что вы! Что вы!
– Правда о многом - это я "загнула". Вряд ли смогу... Вряд ли захочу...
Вряд ли вспомню... И я ведь вас должна расспросить! Но пока вы
"неразговорчивый", давайте я расскажу свою историю. Кратко: и, постараюсь,
последовательно. А вы пейте вино. Не стесняйтесь.
Итак, я и Даниэла - дочери-близнецы Якова Брюса. Те, что умерли
детьми. Невозможно (я не помню толком себя и сестру лет до десяти-
двенадцати), да и вряд ли следует при первом разговоре нагружать вас
65
подробностями... Мы родились в одна тысяча семьсот девятом году. Имена у
нас были другие и вообще они часто менялись... В США я была Джессикой, а
во в Франции Моникой... Сейчас мы - Мона и Даниэла. Так вот, в одна тысяча
семьсот четырнадцатом году мы, говорят, умерли. Отец, имевший огромное