Урановый рудник
Шрифт:
— Кстати, о следствии, — сказал Холмогоров, наблюдая, как лейтенант Петров с обиженным выражением лица наливает себе третий стакан воды. — Вы ведь наверняка осматривали место происшествия…
— Ну да, конечно, — вяло откликнулся участковый между двумя глотками. Видно было, что он с удовольствием предпочел бы воде холодное пиво. — Вместе с отцом Михаилом и осматривал, это, поди, половина поселка видела…
— Да, кто-то мне об этом упоминал, — на всякий случай сказал Холмогоров.
Он не знал, зачем произнес эту ложь, пришедшую ему на ум только что, буквально сию секунду.
— А не нашли ли вы на пепелище чего-нибудь странного, подозрительного? — спросил он. — Чего-либо, что противоречило версии об ударе молнии?
Петров вздрогнул, как от пощечины. Он неплохо умел владеть собой и вздрогнул только внутренне, незаметно для постороннего взгляда, однако от Холмогорова это не укрылось. Участковый долго медлил с ответом, и это промедление сказало Алексею Андреевичу больше, чем могли бы поведать любые слова, Лейтенант угодил в ловушку: говорить правду он почему-то не хотел, а солгать боялся. Они с отцом Михаилом явно обнаружили на месте пожара что-то весьма любопытное, и теперь Петров опасался, что свидетель, сообщивший Холмогорову об осмотре пепелища, рассказал и о сделанной ими находке.
Сейчас участковый пытался выбрать меньшее из двух зол. Холмогоров видел это так ясно, словно голова лейтенанта Петрова была сделана из оконного стекла; неясно было только, что он выберет.
Выбор, сделанный лейтенантом, повлек за собой вздох глубокого разочарования советника.
— Нет, — сказал Петров, — ничего такого мы там не нашли. Вы на поджог, что ли, намекаете? Нет. Если что и было, то сгорело. Там ведь даже кирпичи от жара оплавились, какие уж тут улики!..
Холмогоров проглотил готовое сорваться обвинение во лжи. Он прочел правду в бегающих глазках лейтенанта, а улики, свидетельские показания и надлежащим образом оформленные протоколы были уже не по его части.
Он встал, привычным движением оправив полы длинного черного плаща.
Немного помедлив, участковый тоже поднялся. Было заметно, что такое поведение для него нетипично; похоже, он привык встречать посетителей и провожать их, не отрывая седалища от нагретого стула. Однако усидеть на месте, прощаясь с Холмогоровым, не сумел даже он — с головы до ног затянутая в черное, неестественно прямая фигура советника Патриарха в сочетании с пронзительным взглядом неизменно внушала людям почтение и даже некоторую робость.
Петров протянул через стол потную ладонь, но та осталась висеть в воздухе — Холмогоров сделал вид, что не заметил ее.
— У меня сложилось впечатление, — сказал он, — что вы, Иван Данилович, не очень-то стремитесь разобраться в сути происходящего и отыскать отца Михаила.
— Да что вы заладили — отыскать, отыскать! — сердито сказал участковый, пряча в карман руку, которую Холмогоров отказался пожать. — Чего его искать? Он взрослый человек, самостоятельный… Что я ему — нянька?
Холмогоров надел шляпу, которую до этого держал в руке.
— «Я не пастырь брату моему», — ответил
Участковый нахмурился.
— Не понял, — сказал он с выражением, противоречившим его собственным словам.
— На свете не происходит ничего нового, — объяснил ему Холмогоров. — Все повторяется — снова и снова, раз за разом, и никто не желает учиться на чужих ошибках, все предпочитают делать собственные… А между тем, если вы помните, Каин плохо кончил: Господь наложил на его чело неизгладимую печать, с которой ему потом пришлось ходить до конца жизни… Отсюда, кстати, пошла и русская поговорка: Бог шельму метит. Не боитесь?
Петров нахмурился еще больше.
— Я не понимаю, какое отношение… — начал он.
— Конечно, вы правы, — перебил Холмогоров, — никакого. Ровным счетом никакого. Просто вспомнилось вдруг почему-то, решил поделиться… Извините, что отнял время. От всей души желаю здравствовать.
В узком коридорчике, где под ногами на разные голоса визжали половицы, Холмогоров столкнулся с Потупой. Начальник управы сделал вид, что просто идет по коридору, направляясь в свой кабинет, но у Алексея Андреевича сложилось вполне определенное впечатление, что Семен Захарович простоял тут довольно долго, прислушиваясь к тому, что происходило в кабинете участкового.
Поздоровавшись, Потупа фамильярно взял Алексея Андреевича под локоть и вместе с ним вышел на крыльцо. Здесь он плотно затворил за собой дверь, огляделся по сторонам и немедленно закурил, окутавшись облаком вонючего папиросного дыма.
— Как поговорили? — спросил он с таким видом, будто имел на это право.
— В общем, никак, — признался Алексей Андреевич. — Ничего он не знает и знать не хочет. Остается только молить Бога, чтобы в вашем поселке не стряслось серьезной беды. С таким участковым…
Он не договорил, но Потупа понял, что имел в виду собеседник.
— Да уж, — печально кивая головой, согласился он, — участковый у нас… Хр-р-р — тьфу! Как говорится, что бы ни делать, лишь бы ничего не делать. Но насчет отца Михаила он прав: нечего его искать, только время зря потратим. Побродит и вернется, не впервой. Он и раньше в лес уходил. Говорил, что там, в безлюдье, вроде как с глазу на глаз с Богом оказываешься. Дескать, чуть ли не по душам можно потолковать…
— Понимаю, — сдержанно произнес Холмогоров.
На самом деле понимал он мало. Вряд ли отец Михаил мог говорить Потупе что-то подобное. Даже испытывая чувства, о которых только что толковал начальник управы, приходской священник наверняка поостерегся бы рассказывать о них посторонним. В противном случае пришлось бы признать, что отец Михаил был плохим священником, а у Холмогорова сложилось о нем противоположное мнение. Да и не мог единственный на весь приход священник неделями пропадать в тайге, забросив свои прямые обязанности. Ведь служба приходского священника сродни службе участкового, только один служит Богу, а другой — государству. Но и тот и другой круглосуточно находятся на посту и должны быть готовы к тому, что служебный долг призовет их в любое время дня и ночи…