Усобица триумвирата
Шрифт:
– Неужели недовольна?
– Ты плохой, князь! Плохой!
– Брось, - улыбнулся он шире, добрее, чуть наклонившись к ней, - что плохого я сделал? Или ты думаешь, что я виноват в происходящем? Ничуть! Это ваши с Вячеславом дела…
– Из-за тебя он пострадать на охоте!
– Не надо искать виноватых, - покачал головой Всеслав, - не я его с дурной после хмеля головой туда отправил. Сам захотел. Он склонен выпить лишнего, не находишь?
Ода лишь прищурилась, сжимая губы и стараясь выдержать взгляд полоцкого князя. Ей надо
– А что же ты сама? – губы были уже почти у самого уха Оды, а голос Всеслава, ставший тише, окрасился низким пугающе-дразнящим гулом: - Неужели совсем не хочешь ласк, княгиня? – пальцы пошли по плечам ниже, оглаживая сквозь ткань. – Неужели не хочешь испытать того, что не заставит тебя убегать? Вячеслав не способен показать тебе, какой счастливой может быть женщина…
– Пусти! – опять рванула Ода, но Всеслав перехватил её за запястья. Поднял левую её руку и поднёс к губам. Касание их к коже показалось девушке ожогом, но уже спустя мгновение по ней побежали мурашки. Вкрадчивость обещаний и соблазняющая интонация повергали в ступор.
– Ты достойна большего, княгиня. Ведь ты хочешь на самом деле…
Собрав волю в кулак, Ода выдернула руки и отступила на шаг, тяжело дыша. Незаметно и слёзы высохли.
– Отойди, князь!
– Ах, ну да, ты хочешь, но одного-единственного, другого… - Всеслав вновь стал напирать, приближаясь, заставляя девушку отступать. – Навести на тебя морок? Ты будешь видеть Святослава и получишь незабываемое наслаждение…
Чувствуя, что снова вот-вот заплачет, Ода толкнула его от себя и, приподняв длинный подол, опрометью помчалась к себе, подальше от полоцкого князя, чей смех за спиной, казавшийся дьявольским, долго ещё слышала.
– Зачем ты пугаешь несчастную? – взялась из темноты Нейола. – Заняться больше нечем, брат?
– Развлекаюсь! Эти христианки такие щепетильные! Я уж было начал думать, что проблема во мне. Но нет, проблемы у них, - он постучал в висок, - вот здесь. – Всеслав сложил руки на поясе: - Завтра приобщу Вячеслава к прекрасному разнообразию. Кривические[14] девы не откажутся от удовольствий, приведу ему парочку. Как проще всего погубить мужчину, если не женщинами и бражничаньем?
– Если бы это губило, твой пепел я бы уже собирала с погребального костра.
– Что мне хорошо, то Ярославичам смерть, - улыбнулся волчьим оскалом Всеслав, - я, к счастью, язычник, сестра, а они сами возвели всё самое лучшее в нашей жизни в статус непозволительного и губительного. Вот и посмотрим, чьи боги правы!
Примечания
[1] Почти не сохранившаяся река, впадающая в озеро Неро, на берегу которой начинался древний Ростов
[2] Леонтий Ростовский – реальная историческая личность
[3] Антоний Печерский – основатель Киево-Печерского монастыря
[4] Авраамий Ростовский – предположительно жил во второй половине XI века,
[5] Шимон Офрикович (иногда пишут Африканович) – реальная историческая личность, племянник Хакона Эйрикссона, упомянутого в главе одиннадцатой
[6] Барн – ребёнок, дети по-норвежски и шведски, к этому слову восходит и английское born, потому как с корнем barn скандинавы говорили и о беременности, и о родах
[7] Сверд – меч в скандинавских языках
[8] Георгий Шимонович – реальная историческая личность. Через него от Шимона вели своё происхождение многие дворянские роды: Воронцовы. Вельяминовы, Аксаковы, Якунины и др.
[9] Норвегия. В авторском тексте я употребляю более понятные и современные названия, герои же говорят более идентично
[10] «понимаешь, понимать» на скандинавских языках
[11] «правда» по-норвежски
[12] Вообще должность тысяцкого в летописях впервые упоминается в 1080-х гг., но поскольку по их же данным под управлением Шимона было до 3 тысяч варяжских воинов, вполне вероятно, что в Ростове он имел именно эту должность
[13] Так называли совокупление, через «им», а не «еб», как сейчас
[14] Славянское племя кривичей, на территории которого находилось Смоленской княжество, до второй половины XI сохранялись языческие традиции
Глава шестнадцатая. «Ростов»
– Ну что, какие вести ещё от твоей зазнобы? – опершись о перекладину, к которой привязывали лошадей, Святослав подвинулся, освобождая место для Перенега. Тот привалился рядом:
– Ничего дурного она про Вышату и его семью не знает.
– А что вообще знает?
– Вышата вдов, охоч до доброго оружия – целый сундук держит со всяким. Дочка – девица как девица. Путята – младшой сынок, едва в пору мужества входит, у старшого, Яна, невеста вроде бы в Новгороде осталась, из-за которой ехать сюда не хотел. Поэтому на местных прелестниц не смотрит – страдает.
– Да? – Святослав прекратил жевать колосок, выдернул его изо рта. – Невеста, стало быть… - Задумчиво отбросив травину, князь огладил подстриженную ровно утром бороду. Серо-голубые глаза, отражавшие безоблачное небо, светлели под тёмными бровями. – А ну-ка, попробуем!
– Чего надумал, князь?
– Не стану говорить наперёд дела.
– Оно мудро, - признал Перенег, куда более говорливый, чем Ярославич. Они пошли к княжескому двору. Встав неподалёку, начали караулить. Вскоре ожидание увенчалось успехом. По улице шёл ближайший друг Ростислава, брат его суженой и сын Вышаты Остромировича.
– Стой здесь. Или можешь гулять, - велел Святослав своему воеводе и направился навстречу, как будто бы его вели какие-то дела. Приблизившись к молодому человеку, он, выходя из напускной задумчивости, улыбнулся: - Ян Вышатич! Доброго здравия!