Увечный бог. Том 2

Эриксон Стивен

– Ты не заслуживаешь смерти, Шелемаса. В этом я не могу с тобой не согласиться. И ты не умрешь. Мы сделаем для этого все возможное. Мы переживем это…

Ханават вдруг осеклась. Шелемаса подняла глаза и увидела, что мать смотрит на лагерь хундрилов.

Оттуда возник Голл, а рядом с ним стояла Джастара – вдова его старшего сына. Шелемаса закрыла Ханават собой от их глаз, а затем подошла.

– Военный вождь, – прошипела она, – сколько еще ты собираешься ее ранить?

С последнего разговора воин будто постарел на десяток лет, но

это не умаляло ее гнева. В нежелании встречаться взглядом она видела только трусость.

– Этой ночью мы идем к сыновьям, – сказал Голл. – Передай ей. Я не желаю ее ранить. Сегодня или завтра. Скоро.

– Скоро, – сурово подтвердила Джастара. – Я снова увижу своего мужа. Я встану рядом с ними…

Шелемаса скривилась от отвращения.

– После того как переспала с его отцом? Как думаешь, Джастара, его дух сейчас здесь? Он видит тебя? Знает, что ты сделала? И ты еще смеешь утверждать, что встанешь рядом с ним?! Да ты с ума сошла!

Под таким словесным напором Джастара попятилась. Кто-то положил руку на плечо Шелемасе, и она обернулась.

– Ханават… не надо…

– Ты так бойко защищаешь меня, Шелемаса. За это я тебе бесконечно благодарна. Но с мужем я поговорю сама.

Джастара тем временем протолкнулась сквозь собравшуюся толпу и убежала. Несколько пожилых женщин успели ударить ее. Дюжина детишек со смехом смотрели ей вслед, а одна девочка даже наклонилась за камнем…

– Положи на место, разведчик!

От резкого оклика та замерла.

В лагерь хундрилов за своими разведчиками пришел капитан Скрипач. Он взглянул на Голла, Ханават и Шелемасу. На мгновение показалось, что он просто сделает свои дела и уйдет, но он вдруг подошел к ним.

– Не сочтите за грубость, матерь Ханават, но у нас нет времени на этот идиотизм. Ваши истории – это всего лишь груз, который вы повсюду за собой таскаете. Вождь Голл, вы вещаете обо всяких страстях, но лишь впустую тратите силы. Мы не слепы. Вопрос только в том, как вы встретите свой конец? Как подобает воину или на коленях, Худ вас дери? – Не обращая внимания на остальных, Скрипач подозвал к себе разведчиков: – Этой ночью мы в дозоре. Берите копья и выдвигаемся. Армия готова к походу.

Шелемаса смотрела, как малазанец уводит детей.

Ханават тихо рассмеялась.

– «Не сочтите за грубость», говорит, а сам втаптывает нас в грязь.

– Мама…

– Нет, Шелемаса, он прав. Вот мы стоим, и у нас нет ничего, кроме нашей гордости. И как она нас тяготит. Что ж, этой ночью я попробую ступать легче… В конце концов, что мне терять?

Только своего ребенка.

Ханават как будто прочитала мысли Шелемасы и коснулась ладонью ее щеки.

– Я умру первой, и мое дитя сразу вслед за мной, – прошептала она. – Если такому суждено случиться, я это приму. Как и все мы должны. – Она повернулась к мужу. – Но на колени мы не встанем. Мы – хундрилы. Мы – «Выжженные слезы».

– Если бы я не повел нас к Арэну, наши дети были бы живы. Ханават, я погубил наших детей, и мне… мне нужна твоя ненависть.

– Я знаю, муж.

Шелемаса видела мольбу в покрасневших глазах Голла, но Ханават ничего больше не сказала.

– Жена, – повторил он, – «Выжженные слезы» погибли во время натиска.

Ханават лишь молча покачала головой, взяла Шелемасу за руку и повела ее в лагерь. Пора было проверить лошадей и выдвигаться. Шелемаса украдкой оглянулась и увидела, что Голл стоит один, закрыв лицо руками.

– От горя, – вполголоса проговорила Ханават, – люди сделают что угодно, лишь бы избежать неизбежного. Поди к Джастаре, Шелемаса. Ты должна извиниться за свои слова.

– И не подумаю.

– Судить не тебе, но как часто первыми судят именно те, кому не положено этого делать, причем с таким жаром и ядом? Поговори с ней, Шелемаса. Помоги ей примириться с собой.

– Но как, если от одной мысли о ней меня наполняет отвращение?

– Я и не говорила, что это будет легко, дочка.

– Я подумаю.

– Хорошо. Главное – не затягивай.

Войско пришло в движение, как вол, погрязший в трясине, но продолжающий из последних сил тянуть за собой телегу. Скрипя колесами, повозки двигались за тянульщиками, взявшими канаты и надевшими упряжь. Позади остались с полсотни палаток, разбросанные котелки и грязная одежда, валявшаяся, словно попранные знамена.

Мухи тучами клубились над ссутуленными, молчаливыми солдатами. Нефритовые путники в небе горели ярче луны, и в их свете Лостара Йил различала все узоры на раскрашенных щитах регулярных солдат, которыми они закрывали спины от насекомых. В мертвенно-зеленоватом свечении исхудавшие, резко очерченные лица казались мертвыми, а пустыня вокруг приняла неземной облик. Стаи бабочек клубами тумана разлетались впереди.

Лостара смотрела на адъюнкта. Та поплотнее запахнула плащ и надела капюшон. Она все чаще лично возглавляла авангард, держась на пять-шесть шагов впереди остальных, за исключением трех десятков хундрильских ребятишек, которые рассыпались в ста шагах от войска. Разведчики, которым нечего разведывать.

– В Синецветье есть праздник Чернокрылого Владыки, – произнес шедший рядом Хенар Вигульф. – Он отмечается раз в десять лет в самую длинную ночь зимы. Верховная жрица закутывается в плащ и ведет процессию по улицам.

– Чернокрылый Владыка – это ваш бог?

– Негласно. Летерийцы всегда настороженно относились к нашим верованиям. Любые ритуалы строго воспрещались, кроме, пожалуй, этого.

– Вы отмечали самую длинную ночь года?

– Не совсем. Это земледельцы отмечают конец года и приход посевной… В Синецветье почти ничего не растили – мы в основном были народом мореплавателей. Ну, водным. Думаю, целью ритуала было призвать нашего бога. Я никогда в тонкостях не разбирался. Как я уже сказал, праздник проводили только раз в десять лет.