Увеселительная прогулка
Шрифт:
— Да, я хочу его видеть.
— Пойдем.
Барбара открыла дверь в детскую, и в луче света, падавшем из столовой, Эпштейн увидел личико своего трехлетнего сына. Барбара опять закрыла дверь. Эпштейн оглядел комнату.
— Я не перестаю восхищаться тобой, — сказал он.
— Для этого у тебя нет никаких оснований, — ответила она. — Пошли, выпьем по бокалу красного. Видишь, с тех пор как ты побывал здесь впервые, красное вино у меня не переводится. Ты по-прежнему пьешь его?
— И
Барбара наполнила бокалы «вальполичеллой».
— Ты был прекрасным консультантом по вопросам брака.
— Не скажи. Карл все-таки бросил тебя.
— Ты тут ни при чем.
— А в чем же дело?
— Ты мне тогда сказал: теперь вы обязаны думать только о себе и о том, что вам еще дорого. Не забывайте, что каждый человек — самоценная личность и не должен зависеть от другого.
— Я так сказал?
— Да. В этой самой комнате.
— Немножко напыщенно.
— Я и стала думать о себе и о детях, и все пошло на лад.
— Для меня по-прежнему загадка, как ты сводишь концы с концами. Сперва трое, потом четверо детей, муж, который не только оставил тебя с носом, но еще смеет требовать у тебя деньги, тебе приходится работать… непостижимо.
— Прекрасно. Ты восхищаешься мной. А я восхищаюсь тобой.
— Нашла кем восхищаться.
— Эп, можно я тебе кое-что скажу?
— Говори, конечно.
— Я вполне уверена, что люблю того человека, за которого через несколько недель выйду замуж, но если ты придешь ко мне даже после свадьбы, я приму тебя, Эп.
— Понятно, — ответил Эпштейн.
— Хочешь знать, за что я тебя люблю? Что меня восхищает в тебе?
— Бог ты мой, сам я себе кажусь каким-то нищим.
— Ты и есть нищий, Эп.
— Вот именно.
— Я всегда знала, почему ты ходишь ко мне.
— Из-за Сильвии?
— Мы никогда не говорили о твоей жене.
Эпштейн молчал.
— Ты никогда не жаловался.
— Нет.
— Никогда не делал мне подарков.
— Это верно.
— Никогда не считал меня своей подругой.
— И это правда.
— Ты приходил, когда у тебя была потребность, а потом опять уходил.
— Я уже давно не приходил к тебе.
— Я тебе не была нужна.
— Это неверно.
— Тогда плохо, что ты не приходил.
— Я думал: для тебя так будет лучше.
— Для меня лучше, чтобы ты приходил!
— В самом деле?
— Ты не приходил из-за Мартина.
— Может быть.
— Повторяю тебе еще раз: Мартин — мой ребенок. Я хотела иметь ребенка от тебя.
— Ты когда-нибудь скажешь ему, кто его отец?
— Может быть, скажу. Может быть, нет. Важно, что я сама знаю, кто отец.
Эпштейн выпил вина и посмотрел
— Откуда ты взялась такая? — спросил он.
Барбара улыбнулась и покачала головой. Она поднялась, подошла к нему и стала трепать его волосы.
— Я же тебе рассказывала, — ответила она.
Он прижался к ней лицом и попросил:
— Ты должна мне рассказать еще раз — сегодня. Сейчас.
Она пригладила ему волосы и вернулась на свое место.
— Твой отец был пьяница, и твоя мать его выгнала.
— Мой отец был болен, безнадежно болен, и мать его вовсе не выгоняла. Вечерами он блуждал по улицам и не находил дороги домой. Он бродил из дома в дом, с этажа на этаж. Из-за детей матери пришлось подать на развод.
— Шестеро детей, — сказал Эпштейн. — И как только она одна подняла вас всех!
— Видишь ли, — начала Барбара, — когда мама подала на развод, мне было шесть лет, но я была самая младшая. Трое старших уже работали и приносили домой деньги. По крайней мере первое время.
— И вы спали по двое в одной постели…
— Ну и что!
— В пятнадцать лет ты пошла работать.
— Обычное дело.
— Ты состояла в «Союзе социалистической молодежи».
— До тех пор, пока функционеры не начали меня раздражать.
— В восемнадцать лет ты вышла замуж.
— Пришлось.
— И Карлу было столько же.
— Карлу было девятнадцать.
— Ты любила его?
— Тогда я об этом не думала. У нас с Карлом родился ребенок, потом второй, потом третий. Остальное было неважно.
— Я очень любил Карла, — сказал Эпштейн.
— А теперь уже не любишь?
— Я не могу думать о нем без отвращения.
— Отчего это?
— Оттого, что он тебя бросил. Оттого, что он пришел к тебе и сказал, что не может жить без другой женщины.
— Когда мне было шестнадцать лет и я еще жила у мамы, Карл ведь приходил вовсе не ко мне… Он приходил к нам в дом, в семью, потому что рано лишился матери. А у меня у единственной еще не было дружка. Вот мы с ним и сошлись… Потом пошли дети…
— Это не оправдание.
— Он все еще ищет.
— Чего?
— Его ведь все бросили.
— Тебе его жаль?
— Я бы с удовольствием помогла ему, если бы имела возможность.
— У вас был разговор о том, что он, может быть, вернется к тебе?
— Я не хочу, чтобы он вернулся.
— Ты права.
— Мне пришлось бы самой ему сказать: вернись, он вернулся бы, а потом начал бы меня упрекать. Ты, мол, воспользовалась моим стесненным положением. Карл настоящий ребенок.