В чём измеряется нежность?
Шрифт:
Коннор сочувствующе кивнул, ощущая ватными ногами, как задвигался пол. Над головами посетителей лениво клубились бело-сизые струи сигаретного дыма, утекая в открытые форточки под потолком. В дальнем углу, под столом, пьяная в стельку девчонка делала минет своему парню, изредка прерываясь, чтобы глотнуть пива. Зато рядом горела симпатичная неоновая табличка в половину стены с надписью «Виски - моя лучшая подружка». Сквозь удушливый туман и толпу на Коннора двигался лысый бородатый бугай в поношенной кожанке: его лицо багровело с каждым шагом, а усики в крошках над верхней губой нелепо дёргались, словно приклеенные.
– Вот ты где, смазливый ублюдок!
– заорал он, схватил Коннора за грудки и тряхнул.
– Синтия мне всё про вас рассказала! И теперь я спущу прямо здесь твои портки и отымею
– Здоровяк, ты очень крут, конечно, - дипломатично начал тот, не желая накалять ситуацию, - но я не знаю никакую Синтию. Ты что-то напутал.
– Я знаю, что ты трахаешь мою жену!
– Вали отсюда, образина, пока я не ушатал тебя за то, что ты нам с приятелем помешал вести душевную беседу, - напряжённо и самодовольно вмешался Гэвин, сделав контрольный глоток и начав разминать кисти рук.
– Сам следи за щелью своей жёнушки, раз она у тебя так любит налево гульнуть.
– Ах ты уёбок!
– заорал бугай, отбросив в сторону Коннора, и замахнулся на Рида.
– Гэвин, чёрт возьми!
– крикнула Джоан, заметив, что её бывший опять ввязался в драку.
Шорох, стук, битое стекло, хруст костей, улюлюканье в толпе: противник повалил Рида на чей-то столик. Коннор потряс головой, проморгался и, едва встав на ноги, получил в челюсть от друга бородатого бугая. Рухнул лицом на облитый спиртным пол, сплюнул густую кровавую слюну и почувствовал, как в жилах начало закипать, а под кожей пульсировать. В ушах стоял противный звон, почему-то напоминавший боевой сигнал. «Даже не пробуй встать!» - завопил его противник, утирая пот со лба. «Ага, хрен тебе», - рассмеялся Коннор, обнажив окровавленные зубы. Пока поднимался, успел увернуться, и незнакомец влетел головой в соседний столик. Быстро оклемавшись, развернулся и двинулся на Коннора. «Материал моих костей на тридцать процентов прочнее, а при хорошей концентрации я могу направить всю силу удара так, что вырублю его наглухо. Нужно лишь собраться», - мышцы напряглись, стопы крепче вжались в пол, сделал стремительный выпад - промахнулся. Увернулся, блокировал удар, снова увернулся: чуть не размазался о стену. Измотанный противник сделал последнюю попытку и был отправлен в нокаут. Головная боль и звон стали невыносимыми, и Коннор мучительно зажмурился, но вспомнил про Гэвина. Шатаясь из стороны в сторону, как парусник в шторм, подкрался к бородатому бугаю, но тот резко обернулся и прописал лбом в лоб не готовому к такому повороту Коннору. Звон прекратился, и перед глазами расплылась чернота.
Сколько времени он провёл в отключке? Едва ли в этом мраке существовало время. Вокруг лишь бескрайние чёрные воды. На него плыл гигантский лялиус, разинув необъятный рот: «Ты спас мне жизнь, храбрый воин. Спасибо тебе!» - невнятно промямлила рыба и растворилась в толще воды.
«Ничего поумнее не придумали, два идиота?» - донёсся откуда-то с морского дна знакомый голос. «Ну, подумаешь, помутузились с мужиками в баре! Ему даже познавательно. Твой сынок был очень крут, ты бы нас видел!» - он узнал Гэвина и медленно открыл глаза, ощутив сухость во рту и привкус железа.
– Живой?
– Перед ним возникло родное седобородое лицо Хэнка.
– Чуть-чуть, - буркнул он неуверенно.
– Встать можешь?
– Сомневаюсь.
– М-да, не думал, что однажды настанет момент, когда мне придётся тащить тебя вдрызг пьяного, а не наоборот.
– Андерсон тепло рассмеялся, закидывая руку Коннора себе на плечо.
– Я помогу.
– Гэвин зашёл с другой стороны.
– Ты тоже полезай в авто, - скомандовал Хэнк, - хватит на сегодня с обоих.
***
Поначалу Мари казалось, что она не вынесет пытку разлукой. Она не могла представить, как сможет жить без его голоса, успокаивающих и вместе с тем волнующих прикосновений, без долгих разговоров, шуток, вечерних прогулок. Сложно было даже вообразить себе месяцы и годы без Коннора. Но дни ярко сгорали один за другим - полыхали в пламени походных костров, стекали дождём по запотевшим окнам, составляли слова в учебниках, разносились в воздухе вместе со смехом одноклассников, шелестели с листвой. Вопреки прежним мрачным размышлениям, самым пугающим оказалось вовсе не то, что она не сможет без Коннора, а осознание, что напротив -
Мари обнаружила, что её физическое состояние вдали от дома заметно улучшилось, пропали сонливость и тревожность. У Роберта больше не было беспрепятственного доступа к её телу, и организм постепенно очищался от регулярно вводимых прежде препаратов, которыми дядя накачивал Мари в те ночи, когда приходил. Присутствие паука стало почти неощутимым, и она обрадовалась, что детские страхи уходили в прошлое.
Семнадцатилетие запечатлелось в памяти Мари постоянными поездками по стране и двумя вылетами в Хорватию и Грецию для изучения местного климата и экологической обстановки: немногие страны сумели сохранить чистоту воздуха, почвы и водоёмов для выращивания полезных и разнообразных продуктов, потому являлись удобными местами для разработки современных технологий, которые подходили бы для условий в США. Но Мари была рада возвращаться в Квебек?{?}[1-я по площади и 2-я по населению провинция Канады. Административный центр — город Квебек, крупнейший город — Монреаль. Официальный язык провинции — французский, который является родным более чем для 80% населения.] , где жила у сестры Клариссы - Линды. Она обожала их долгие прогулки в полях, окружённых прекрасными, величественными лесами, когда можно было подолгу говорить о жизни и искусстве: Линда работала преподавателем искусствоведения и рассказывала о предмете своей профессии с увлекательным жаром. А ещё по вечерам она учила Мари французскому на веранде своего дома за чашкой травяного чая с мёдом. Мудрая и аристократичная Линда была непохожа на пылкую и инфантильную Клэри, но, как и младшая сестра, обладала той же бескорыстностью и добрым отношением к людям и ко всему живому.
На восемнадцатый день рождения в гости приехали отец с мачехой и Кристина. Как и Кларисса, Линда готовила великолепную выпечку, поэтому, помимо прочих угощений, праздничный стол был уставлен шестью видами пирогов. К ночи Роджер изрядно напился, но вёл себя пристойно. Когда празднование практически стихло, сестры остались болтать перед камином вместе с Кристиной о её планах на поступление в университет. Мистер Эванс вышел на веранду к дочери, молчаливо и задумчиво глядящей вдаль, на поля и соседские дома.
– Я чего-то надрался и совсем забыл передать тебе посылки.
– Шмыгнув носом, Роджер протянул ей две небольшие подарочные коробки.
– Это вот от дяди Роба: он мне, кстати, уже показывал, - пояснил с довольной хмельной улыбкой до ушей, - потрясающий выбор! Очень зрелый и солидный подарок, тебе понравится. А это вот Коннор твой передал.
– Коннор?
Имя-выстрел, налетевшая стихия. Мари показалось, что даже ночные насекомые и птицы смолкли, когда из уст отца сорвалось сплетение милых сердцу звуков.
– Ага. Не знаю, что там, да и хрен с ним - откроешь да сама увидишь. Он просил передать тебе, что ни в коем случае не собирается навязываться, раз уж ты не хочешь общения, но для него было важно поздравить тебя с совершеннолетием.
Задержав дыхание, Мари приняла продолговатую коробочку с синей лентой: почти невесомая, она была неимоверно тяжела, оттягивала вниз дрожащую руку.
– Ну, открывай скорее!
– буркнул Роджер, отпив пива.
Мари осторожно потянула за кончик ленты, и синяя бабочка превратилась в шёлковую змейку, повисшую на запястье.
– Не, не! От дяди Роба который открой, - деловито поправил он.
– Оу… - Она скептично вздёрнула подбородок и свела домиком брови.
– Да, конечно…
Она совсем не удивилась, когда достала подарок дяди - золотые механические часы: изящная ручная работа, на корпусе гравировка с её именем, а на браслете вставки из рубинов. Мари вспомнила точно такие же рубины на зажигалке Роберта.
– Здоровские, скажи? Эх, хотел бы я Клэри похожие подарить, но мне с зарплатой копа о них только мечтать.