В двух шагах от войны
Шрифт:
Отмахнувшись от непрошенных мыслей, он продолжал:
— Тем более что задача наша простая, проще, так сказать, пареной репы. Добраться до Новой Земли, до становища Малые Кармакулы. А тут ходу всего ничего.
— Теперь я скажу. — Замятин оперся на поручни. — Добежим! Это я вам говорю, капитан «Зубатки». Но… — Он обвел взглядом присмиревших ребят. Но должен сказать прямо: обстановка сложная, и ждать можно всякой пакости. В Баренцевом — фашистские подлодки, а над морем… над морем тоже нечисти хватает. Значит, так: смотреть в оба! Полное военное положение. И что отсюда следует? — Он помолчал, а потом очень серьезно, вроде бы самому
Он согнал улыбку и повернулся к Громову и комиссару. Они посовещались, и Замятин уже строго, по-капитански добавил:
— И вот еще что. Штатной команды у меня по судовой роли [18] не хватает. Значит, вы должны моим матросам помогать. Потому кое-кого из вас я буду назначать нести подвахту, главным образом наблюдателями, а по-моряцки впередсмотрящими. Нужно ребят внимательных и чтоб зрение отличное было. Человек десять для начала. Ну, и другим дело найдем. Добавлять что будете, товарищ Громов? Или вы, товарищ комиссар?
18
Судовая роль — важнейший судовой документ; список всех членов команды с указанием их должностей, окладов и времени поступления на судно.
— Чего добавлять-то? Не маленькие, ответственность понимают. Так, братва?! — бодро сказал Громов.
— Так! Понятно! Чего уж!.. — откликнулся нестройный хор.
— Тогда — разойдись! — скомандовал Замятин и недовольно покачал головой, увидев, как ринулись с места ребята, сбиваясь в кучки, толкаясь и переговариваясь.
Людмила Сергеевна спустилась с полубака на палубу и долго стояла у трапа, глядя на ребят. Нет, пожалуй, страха у них не было. Многие даже лихо орали, что так куда интереснее — самим продвигаться, и тыкали пальцами в сторону двух «дегтярей» на ходовом мостике. И все же нет-нет, а кто-то задумается, нет-нет, а поглядит в ту сторону, куда ушел конвой, нет-нет, а оборвет кто-то смех, и все сразу примолкнут. А потом опять один затевает песню, другие ожесточенно режутся в «морского козла», третьи с любопытством смотрят на близкий берег, а вон там, у ящиков, возятся с веселым Шнякой…
«Ах, мальчишки, храбрые вы мои мальчишки, — думала Людмила Сергеевна, — каково-то вам еще придется…»
После ухода конвоя «Зубатка» еще теснее прижалась к обрывистому берегу, и Замятин с Громовым не сходили с мостика, внимательно наблюдая за какими-то им одним ведомыми признаками, помогающими правильно вести судно.
За мысом Воронова началась Мезенская губа — широкой дугой глубоко вдающийся в берег залив. «Зубатка» взяла еще восточнее, и вскоре слева по носу всплыл небольшой, но живописный уютный остров.
Низкие с моря песчаные берега с разбросанными там и сям валунами и обломками скал некруто поднимались вверх, а немного подальше виднелась изумрудная, еще совсем весенняя, листва кустарников и деревьев.
— Слева по носу остров! — крикнул во все горло Саня Пустошный — его первого поставил капитан впередсмотрящим.
— Поздно докладываешь, — откликнулся Замятин и добавил: — Моржовец это.
Мальчишки толпились вдоль всего борта от носа до кормы, с интересом рассматривая островок. Коля Карбас рассказывал:
— Тут места богатейшие и промысел — ух какой! И на зверя, и рыба разная. Мы с папаней сюда хаживали — тюленей здесь тышши. А в мезенских реках рыбы — страсть! Сиг, семга, нельма, голец, а в море — треска, пикша, камбала. — Колька даже зажмурился от восхищения. — Ты мне скажи: чего тут нету? — Он ткнул пальцем в Славку-одессита.
— Бычков тут нету, — усмешливо ответил Славка, — и скумбрии нету.
— Скумрии… такой не знаю, — заносчиво сказал Карбас, — пустяшная, должно быть, рыбка. А бычки — почему нет? На берегу в деревнях и бычки, и коровы имеются.
Славка захохотал, засмеялись и другие ребята.
— Сам ты корова, — сказал одессит. — Шо ты понимаешь. Бычок — это та еще рыбка, вкуснее ее ничего в целом мире нет. И заметь, только у нас, в Черном море. А дельфины у вас есть?
— Про дельфинов не слыхивал, — растерялся Карбас. — А вот…
— Необразованный ты, Карбасище, — перебил его Витя Морошкин, — а белуха — это кто, по-твоему? Дельфин. Только раза в два, а то и в три побольше, чем эти черноморские.
— Ага! — торжествующе закричал Колька. — И дельфины есть!
— Подумаешь, дельфины, — сказал Славка, — а акулы?
— Есть! — заорал Карбас. — И еще какие!
Славка протянул ему загнутый указательный палец.
— Ты чего? — удивился Карбас.
— Разогни, — сказал Славка, — а то загибаешь такое, ушам слышать невозможно.
— Я те разогну!
— А ну, тихо! — раздался за спинами ребят хрипловатый басок Громова. — Верно он говорит: есть тут акулы. Сам ловил. Они сюда из Атлантики за рыбкой приходят.
— А большие они, акулы? — спросил Димка.
— Разные, — ответил Афанасий Григорьевич, — чаще килограммов по триста — четыреста. И поболе попадаются. Хотите верьте, хотите — нет, но, когда я еще на траулере шкиперил, мы однова такую чудишшу вытянули, что сами рты поразевали. Метров семь длиной, а взвесили — тысячу с гаком килограмм потянула. Вот она, Одесса. — Он потрепал Славку по черным вихрам. — Север наш, батюшко, порато [19] богат есть. Как же мы его врагу отдадим?! — Капитан вдруг рассердился. — Ни шиша, извиняйте, мы ему не отдадим.
19
Порато (поморск.) — очень, весьма, крепко.
И, сунув куда-то на запад поверх ребячьих голов здоровенный кукиш, он быстро ушел.
Моржовец уже остался далеко за кормой, и «Зубатка» со своим маленьким караваном шла поперек широкого устья Мезенской губы. Вскоре остров совсем скрылся в синем мареве, все берега исчезли, и казалось, что судно уже совсем в открытом море. Вода приняла зеленоватый оттенок, солнце светило по-прежнему ярко, только чуть посвежел ветерок и пошли волны. Они были некрупными, но какими-то беспорядочными: толкались и в оба борта, и в корму, заходили и с носа. «Зубатку» качало тоже бессистемно: то она неуклюже переваливалась с боку на бок, то клевала носом, а затем вдруг задирала его, забираясь на крутую с белыми гребешками волну.