В финале Джон умрет
Шрифт:
Поверну за угол — и все изменится. Все.
Я слишком долго это откладывал. Это нужно было сделать еще два дня назад. Я повернул за угол, увидел сарай и не удивился, что его дверь открыта нараспашку. Висячий замок отомкнули, но это тоже не стало для меня сюрпризом. Ключ от сарая висит на гвозде у входа на кухню, так что его мог взять любой полицейский с ордером на обыск. Подойдя к двери, я увидел две вещи, которые не вмещались в моей голове.
Во–первых, Эми.
Она — живая — стояла в сарае, скрестив руки на груди, и в полной растерянности смотрела на труп, лежавший на полу,
— Эми, это я.
Она не ответила. Я пошел к ней; хотелось обнять ее, увести в дом и больше никогда не отпускать. Эми попятилась, наткнулась на полку со стеклянными банками. Казалось, она прикидывает, как бы удрать. Это тоже было объяснимо.
На полу лежал мой труп.
Я сразу узнал свое лицо, хотя оно посинело и стало похоже на мясную сосульку, лежащую среди складок брезента. В моем сердце зияла огромная кровавая дыра. Джон подошел сзади, посмотрел на тело, затем на Эми — в его голове происходил тот же запутанный мыслительный процесс, что и в моей.
— Покажи мне свои ступни, — сказал Джон Эми.
Она промолчала.
— Пойми, минут двадцать назад мы с Дейвом видели, как тебя убили. Так что нам нужно кое–что прояснить.
Эми кивнула и впервые за все это время заговорила.
— Ладно.
Выйдя из сарая, девушка села на ступеньки у входа в дом, а затем, не обращая внимания на снегопад, сняла кожаный сапожок и носок. Джон взял в руки ее ступню, осмотрел и заставил Эми проделать ту же операцию с другой ногой.
— Чистые, — сказал он, повернувшись ко мне.
Все кусочки картинки стали на свои места. Если ты уже обо всем догадался, иди получи Нобелевскую премию, мистер Гений.
— Они посылают в наш мир своих агентов, заменяют обычных людей их копиями, существами, которые могут переходить из физического мира в мир духов, — сказал я. — Тени — это пальцы Коррока, ими он двигает мясных марионеток. Вот чем они здесь занимаются—делают тварей похожими на людей. Эти монстры находятся под их контролем. Под его контролем. Как Дрейк, например. Что стало с настоящим Дрейком? Он умер?
Эми подняла взгляд. Ее глаза расширились; похоже, она поняла, куда я клоню.
— Не знаю, — ответил Джон. — Может, его и всех остальных держат где–то под замком. Но это вряд ли. Ты же понимаешь, копии должны обладать всеми теми же воспоминаниями, что и настоящие люди. Так что кто знает, что–именно они делают с оригиналами.
— Значит, символ на ноге — это их знак, — сказал я. — И если бы мы осмотрели другую Эми…
— То увидели бы знак, похожий на символ «пи». Похоже, это их логотип.
— То есть, когда они забрали Эми, они создали ее копию, — сказал я. — Сделали новую Эми и заразили…
— Ведь они знали, что мы попытаемся ее вернуть, — закончили мы хором.
— Это был бы конец, — сказал Джон. — Когда она дала потомство, то заразила бы нас. А затем, когда, ну, дали потомство мы, то заразили бы всех, кто оказался рядом…
— Стало быть, Норт знал что делает, — сказал я. — Он понимал, что поступает правильно, когда застрелил ее. Потому что это была не Эми.
Я встал, сделал шаг к сараю, и тут меня остановили. Рыжеволосая девушка сжала меня в объятиях. Эми уткнулась лицом мне в рубашку, изо всех сил сдавила мне ребра. Она плакала, просила прощения, но я не мог понять за что. Я погладил ее по волосам и шепнул, что все почти закончилось, что на этот раз все будет хорошо и что мне нужно разобраться с еще одним делом.
Джон положил Эми руку на плечо и потянул к себе — странный жест, почти защитный. Я высвободился из ее объятий и шагнул к сараю.
У меня за спиной Эми сквозь слезы говорила, что потеряла пистолет — что застрелила монстра в торговом центре, а потом бежала, бежала, бежала и потеряла пушку в снегу. А потом вызвала такси и…
Джон успокоил ее, и она притихла. Я двинулся к сараю; сердце забилось, и внезапно я почувствовал себя легче воздуха, словно сбросил груз с плеч. Я посмотрел на снег, падавший с ночного неба, и внезапно мне показалось, что все в порядке.
— Норт знал что делает, и я тоже — когда застрелил тварь, которая лежит в сарае.
Я подошел к невысокому зданию. Джон остался на месте, но, похоже, он уже знал, что лежит в сарае. Я откинул брезент, обернутый вокруг ног трупа, и принялся тянуть обледеневшие шнурки черных кожаных туристических ботинок, таких же, как у меня. Даже царапина вдоль большого пальца — такая же, как на моем ботинке. Эти похитители тел — невероятно дотошные ребята. А как же иначе.
— Я пришел домой, увидел во дворе эту тварь, похожую на меня. Вбежал в дом, схватил пушку и завалил его. Скорее всего oн бы попытался убить меня, если…
Я остановился, стащил ботинок, снял обледеневший носок, но не увидел на ступне никаких знаков. Почему–то это меня рассмешило, и, громко засмеявшись, я отпустил ногу, схватил второй ботинок и начал дергать за шнурки коченеющими пальцами. Но потом понял, что обманываю себя, и отбросил ногу.
Я стоял и тихо смеялся; в темноту изо рта улетали облачка пара. Немного погодя я решил заняться тем, что надо было сделать с самого начала. Я пошел к дому — Джон попятился, увлекая за собой Эми и явно стараясь держаться от меня подальше. Я сел на крыльцо, начал снимать правый ботинок, подумал, затем принялся за левый. Стащив ботинок и носок, я посмотрел на большой палец и расхохотался — так сильно, что едва мог дышать.
На лице Джона не отразилось ничего — ведь он уже все знал, и похоже, знал уже давно. Эми испуганно смотрела на нас. Я поднял ногу и потер символ «пи» на большом пальце, как будто его можно было оттереть. Но я, конечно, понимал, что этот знак никогда, никогда не исчезнет.
Эпилог
Ну вот, это моя история — сказал я. — Извините, что она такая… бредовая.
В английском языке нет слова для чувства, возникающего в момент осознания того, что ты стоишь рядом с адским монстром, который выдает себя за человека. Может, «монст–рализация»? Наверное, это не важно — ведь в ту секунду репортер, с которым я общался, этого чувства не испытывал.