В гостях у турок

Лейкин Николай Александрович

А поздъ ужъ снова бжалъ далеко отъ станціи. Холсы разростались въ изрядныя горы. Вдругъ поздъ влетлъ въ тунель и все стемнло.

— Ай! взвизгнула Глафира Семеновна. — Николай Иваннчъ! Гд ты? Зажигай скорй спички, зажигай…

— Тунель это, тунель… успокойся, кричалъ Николай Ивановичъ, искалъ спички, но спичекъ не находилось. — Глаша! У тебя спички? Гд ты? Давай руку!

Онъ искалъ руками жену, но не находить ее въ купэ.

Вскор, однако, показался просвтъ и поздъ выхалъ изъ тунеля. Глафиры Семеновны не было въ купэ. Дверь въ корридоръ вагона

была отворена. Онъ бросился въ корридоръ и увидалъ жену сидвшую въ среднемъ купэ между двумя нмцами въ дорожныхъ мягкихъ шапочкахъ. На груди она держала свой шагреневый баульчикъ съ деньгами и брилліантами и говорила мужу:

— Убжала вотъ съ нимъ. Я боюсь въ потьмахъ. Отчего ты спичекъ не зажигалъ? Вотъ эти мосье сейчасъ-же зажгли спички. Но я споткнулась на нихъ и упала. Они ужъ подняли меня, прибавила она, вставая. — Надо извиниться. — Пардоне, мосье, Ее же вузе деранже… произнесла она по французски.

Николай Ивановичъ пожималъ плечами.

IV

Зачмъ ты къ чужимъ-то убжала? съ неудовольствіемъ сказалъ жен Никодай Ивановичъ. — Ступай, ступай въ свое купэ…

— Испугалась. Что-жъ подлаешь, если испугалась… Когда стемнло, я подумала не вдь что. Кричу теб: огня! Зажигай спички! А ты ни съ мста… отвчала Глафира Семеновна войдя въ свое купэ. — Эти тунели ужасно какъ пугаютъ.

— Я и искалъ спички, но найти не могъ. Къ чужимъ бжать, когда я былъ при теб!

— Тамъ все-таки двое, а ты одинъ. Прибжала я — они и зажгли спички.

— Блажишь ты, матушка, — вотъ что я теб скажу.

— Самъ-же ты меня напугалъ цыганами: «занимаются конокрадствомъ, воровствомъ». Я и боялась, что они въ потьмахъ къ намъ влзутъ въ купэ.

А въ отворенной двери купэ супруговъ уже стоялъ одинъ изъ мужчинъ сосдняго купэ, среднихъ лтъ жгучій брюнетъ въ золотыхъ очкахъ, съ густой бородой, прибранной волосокъ къ волоску, въ клтчатой шелковой дорожной шапочк и съ улыбкой, показывая блые зубы, говорилъ:

— Мадамъ есте русска? Господине русскій?

— Да, да, мы изъ Россіи, отвчала Глафира Семеновна, оживляясь.

— Самые настоящіе русскіе, прибавилъ Николай Ивановичъ. — Изъ Петербурга мы, но по происхожденію съ береговъ Волги, изъ Ярославской губерніи. А вы? спросилъ онъ.

— Србъ… отвчалъ брюнетъ, пропустивъ въ слов «сербъ» по сербски букву «е», и ткнулъ себя въ грудь указательнымъ пальцемъ съ надтымъ на немъ золотымъ перстнемъ. — Србъ изъ Београдъ, прибавилъ онъ.

— А мы демъ въ Блградъ, сообщила ему Глафира Семеновна.

— О! показалъ опять зубы брюнетъ. — Молимъ, мадамъ, заходить въ Београдъ на мой апотекрски ладунгъ. Косметически гешефтъ тоже има.

— Какъ это пріятно, что вы говорите по русски. Прошу покорно садиться, предложилъ ему Николай Ивановичъ.

— Я учился по русски… Я учился на Нови Садъ въ ортодоксальне гимназіумъ. Потомъ на Вна, въ универзитетъ. Тамъ есть катедръ русскій языкъ, отвчалъ брюнетъ и слъ.

— А мы всю дорогу васъ считали за нмца, сказала Глафира Семеновна.

— О, я говорю по нмецки,

какъ… эхтеръ нмецъ. Многи србы говорятъ добре по нмецки. Отъ нмцы наша цивилизація. Вы будете глядть нашъ Београдъ — совсмъ маленьки Вна.

— Да неужели онъ такъ хорошъ? удивилась Глафира Семеновна.

— О, вы будете видть, мадамъ, махнулъ ей рукой брюнетъ съ увренностью, не требующей возраженія. — Мы имемъ универзитетъ на два факультетъ: юристише и философише… (Брюнетъ мшалъ сербскую, русскую и нмецкую рчи). Мы имемъ музеумъ, мы имемъ театръ, національ-библіотекъ. Нови королевски конакъ…

— Стало быть есть тамъ и хорошія гостинницы? спросилъ Николай Ивановичъ.

— О, какъ на Винъ! Какъ на Вна.

— Скажите, гд-бы намъ остановиться?

— Гранъ-Готель, готель де Пари. Кронпринцъ готель. Гостильница Престолонаслдника, — перевелъ брюнетъ и прибавилъ:- Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра да. Добро ясти будете.

— А по русски въ гостинницахъ говорятъ? поинтересовалась Глафира Семеновна.

— Швабы… Швабски келнеры, собарицы — србви… Но вы, мадамъ, будете все понимать. Вино чермно, вино бло, кафа, овечье мясо… чаша пива. По србски и по русски, — все одно, разсказывалъ брюнетъ.

— Ну, такъ вотъ, мы завтра, какъ прідемъ, такъ значитъ, въ гостинниц Престолонаслдника остановимся, сказалъ жен Николай Ивановичъ. — Что намъ разные готель де-Пари! Французскія-то гостинницы мы ужъ знаемъ, а лучше намъ остановиться въ настоящей славянской гостинниц. — Въ которомъ часу завтра мы въ Блград будемъ? спросилъ онъ брюнета.

— Какъ завтра? Мы прідемъ въ Београдъ сей день у вечера на десять съ половина часы, отвчалъ брюнетъ.

— Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечеромъ? радостно воскликнула Глафира Семеновна. — А же намъ сказали, что завтра поутру? Николай Иванычъ! что-жъ ты мн навралъ?

— Не знаю, матушка, не знаю, смшался супругъ. — Я въ трехъ разныхъ мстахъ трехъ желзнодорожныхъ чертей спрашивалъ, и вс мн отвчали, что «моргенъ», то есть завтра.

— Можетъ быть они теб «гутъ моргенъ» говорили, то есть здоровались съ тобой, а ты понялъ въ превратномъ смысл.

— Да вдь одинъ разъ я даже при теб спрашивалъ того самаго кондуктора, который отъ насъ съ гульденомъ сбжалъ. Ты сама слышала.

— Ну, такъ это онъ насъ нарочно надулъ, чтобъ испугать ночлегомъ въ вагон и взять гульденъ за невпусканіе къ намъ въ купэ постороннихъ. Вы, монсье, наврное знаете, что мы сегодня вечеромъ въ Блградъ прідемъ, а не завтра? спросила Глафира Семеновна брюнета.

— Господи! Азъ до дому ду и телеграфилъ.

— Боже мой, какъ я рада, что мы сегодня прідемъ въ Блградъ и намъ не придется ночевать въ вагон, прозжая по здшней мстности! радовалась Глафира Семеновна. — Ужасно страшный народъ здшніе венгерскіе цыгане. Знаете, мосье, мы съ мужемъ въ итальянскихъ горахъ прозжали, видали даже настоящихъ тамошнихъ бандитовъ, но эти цыгане еще страшне тхъ.

Брюнетъ слушалъ Глафиру Семеновну, кивалъ ей даже въ знакъ своего согласія, но изъ рчи ея ничего не понялъ.