В гостях у турок
Шрифт:
— Хорошо, хорошо. Да вотъ и сама можешь посмотрть.
А войникъ, между прочимъ, ужъ позвонилъ въ подъздъ. Распахнулись широкія полотна воротъ, заскрипвъ на ржавыхъ петляхъ. Изъ воротъ выходили баранья шапка въ усахъ и съ заспанными глазами, швейцаръ въ фуражк съ полинявшимъ золотымъ позументомъ, какой-то кудрявый малецъ въ опанкахъ (въ род нашихъ лаптей, но изъ кожи) и вс ринулись вытаскивать багажъ изъ кареты. Глафира Семеновна уже не противилась, сама подавала имъ вещи и говорила мужу:
— Но все-таки нужно допытаться, для чего очутился
— А вотъ войдемъ въ гостиннщу, тамъ разузнаемъ отъ него, — отвчалъ Николай Ивановичъ. — Я такъ думаю, что не для того-ли, чтобъ удостовриться въ нашемъ мст жительства, гд мы остановились.
— А зачмъ имъ наше жительство?
— Ахъ, Боже мой! А ветчина-то? А таможенный чиновникъ?
— Дался теб этотъ таможенный чиновникъ съ ветчиной! Да и я-то дура была, повривъ теб, что насъ везутъ въ полицію за то, что я кусокъ ветчины въ чиновника кинула! — Ужъ еслибы этотъ чиновникъ давеча обидлся, то сейчасъ бы онъ насъ и заарестовалъ.
— А вотъ посмотримъ. Неизвстно еще, чмъ это все разыграется, — подмигнулъ жен Николай Ивановичъ и, обратясь къ швейцару, спросилъ: — Говорите по-русски? Комнату бы намъ хорошую о двухъ кроватяхъ?
— Есте, есте… Алесъ васъ нуръ иненъ гефелихъ, мейнъ герръ! — отвчалъ старикъ швейцаръ.
— Нмецъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Боже мой! Въ славянскомъ город Блград — и вдругъ нмецъ!
— Србъ, србъ, господине. Заповедите… (Приказывайте).
Швейцаръ поклонился. Войникъ подскочилъ къ нему и спросилъ:
— Имали добра соба (комната)?
— Есте, есте, закивалъ швейцаръ. — Козма! Покажи. Дай, да видитъ господине, обратился онъ къ бараньей шапк съ заспанными глазами и въ усахъ.
— Отлично говоритъ по-русски. Не понимаю, что ему вдругъ вздумалось изъ себя нмца разыгрывать! пожалъ плечами Николай Ивановичъ и вмст съ женой отправился въ подъздъ, а затмъ вверхъ по каменной лстниц смотрть комнату.
Лстница была холодная, срой окраски, непривтливая, уставленная чахлыми растеніями, безъ ковра. На площадк стояли старинные англійскіе часы въ высокомъ и узкомъ краснаго дерева чехл. Освщено было скудно.
— Неужели это лучшая гостинница здсь? спрашивала Глафира Семеновна у мужа.
— Да кто-жъ ихъ знаетъ, милая! Брюнетъ въ очкахъ рекомендовалъ намъ за лучшую.
— Ну, маленькая Вна! И это называется маленькая Вна! Пожалуй, здсь и пость ничего не найдется? А я сть страсть какъ хочу.
— Ну, какъ не найтиться! Эй, шапка! Ресторанъ у васъ есть?
— Есте, есте, има, господине.
Подскочилъ къ шапк и войникъ, все еще сопровождавшій супруговъ:
— Има-ли што готово да-се де? въ свою очередь спросилъ онъ шапку.
— Има, има, все има… былъ отвтъ.
— Боже мой! Да этотъ злосчастный войникъ все еще здсь! удивилась Глафира Семеновна… — Что ему нужно? Прогони его, пожалуйста, обратилась она къ мужу.
— Эй, шапка! Послушай! Прогони ты, ради Бога, этого войника. Чего ему отъ насъ нужно?
Шапка смотрла на Николая Ивановича, но не понимала, что отъ нея требуютъ. Николай Ивановичъ сталъ показывать жестами. Онъ загородилъ войнику дорогу въ корридоръ и заговорилъ:
— Провались ты! Уйди къ чорту! Не нужно намъ тебя! Шапка! Гони его!
Войникъ протянулъ руку пригоршней.
— Интересъ, господине… Бакшишъ…
— Какой такой бакшишъ? Я теб два раза ужъ давалъ бакшишъ!.. обозлился Николай Ивановичъ.
— Онъ хтытъ отъ насъ бакшишъ, господине, пояснила шапка, тыкая себя въ грудь, и сказала войнику:- Иде на контора… Тамъ господаръ…
— Ну, съ Богомъ… поклонился войникъ супругамъ и неохотно сталъ спускаться внизъ по лстниц, чтобъ обратиться за бакшишомъ въ контору, гд сидитъ «господаръ», то есть хозяинъ гостинницы…
— Глаша! Глаша! Теперь объяснилось, отчего войникъ пріхалъ съ нами на козлахъ, сказалъ жен Николай Ивановичъ. — Онъ пріхалъ сюда, чтобы показать, что онъ насъ рекомендовалъ въ эту гостинницу и сорвать съ хозяина бакшишъ, интересъ, то есть извстный процентъ.
— Есте, есте, господине, поддакнула шапка.
— Ахъ, вотъ въ чемъ дло! Ну, теперь я понимаю. Это такъ…проговорила Глафира Семеновна. — А давеча ты напугалъ. Сталъ уврять, что насъ онъ въ полицію везетъ.
— Да почемъ-же я зналъ, душечка!.. Мн такъ думалось.
Они стояли въ плохо освщенномъ широкомъ корридор. Баранья шапка распахнула имъ дверь въ темную комнату.
— Осамъ динары за данъ… объявила шапка цну за комнату.
IX
Кудрявый, черномазый малецъ въ опанкахъ втащилъ въ комнату дв шестириковыя свчки въ подсвчникахъ — и комната слабо освтилась. Это была большая о трехъ окнахъ комната со стнами и потолкомъ раскрашенными по трафарету клеевой краской. На потолк виднлись цвты и пальмовыя втви, по стнамъ срыя розетки въ бломъ фон. У стнъ одна противъ другой стояли дв кровати внскаго типа со спинками изъ листоваго желза, раскрашенными какъ подносы. Перины и подушки на кроватяхъ были прикрыты пестрыми сербскими коврами. Мебель была тоже внская, легкая, съ привязными жиденькими подушками къ сиднью, на выкрашеннномъ сурикомъ полу лежалъ небольшой мохнатый коверъ. Въ углу помщалась маленькая изразцовая печка. Показавъ комнату, баранья шапка спросила:
— Добре, господине?
— Добре-то, добре… отвчалъ Николай Ивановичъ, посмотрвъ по сторонамъ, но ужъ очень темно. — Нельзя-ли намъ лампу подать? Есть у васъ лампа?
— Есте, есте… Има, господине, о твчала шапка. — Дакле съ Богомъ, видтьемо се (т. е. до свиданья), поклонилась она и хотла уходить.
— Стой, стой! остановилъ шапку Николай Ивановичъ. — Мы сейчасъ умоемся, да надо будетъ намъ пость и хорошенько чаю напиться, по русски, знаешь, настоящимъ образомъ, на православный славянскій манеръ, съ самоваромъ. Понялъ?