В некотором роде волшебник

Неверова Нита

– Отличная идея!
– сквозь смех выдавил он.
– И как я раньше до этого не додумался!

Фыркнув, Мирра принялась одеваться:

– Неплохо бы еще трусы и бюстгальтер.

– Ну нет!
– запротестовал Септимус.
– Свои трусы я тебе не дам.

– А бюстгальтер?
– хитро прищурилась Мирра.

– Ну и дура, - беззлобно покачал головой наместник.
– Завтра попрошу Веронику, чтобы помогла тебе с гардеробом. А пока лопай что дают! О! Красотка!

Мирра придирчиво разглядывала свое отражение.

–

Охурметь, - вынесла она мрачный приговор.

– Ты отражаешься в зеркале, - с любопытством заметил Септимус.

– Конечно. С чего бы мне не отражаться. У меня же материальное тело.

– Материальное...А ты в курсе, что оно кое-где просвечивает?

– Серьезно?
– озабоченно нахмурилась Мирра.
– Зараза. Да, сто пятьдесят лет - это вам не игрушки. Ладно, не боись, исправим.

Враждебность и отчужденность, царившие в душе наместника еще несколько часов назад, испарились. Септимус чувствовал себя так, словно встретил доброго друга, с которым был в разлуке много лет.

– Знаешь, Город окружен каким-то заклятием, - доверительно выпалил наместник, наплевав на дипломатию.
– Неделю назад я ходил в волшебный лес к дереву бур-бур. Там мы и познакомились с Вероникой и Гансом. И ещё кое-с-кем. Не в курсе, кто заколдовал Город?

– Не-а, - Мирра плюхнулась на кровать рядом с Септимусом.
– Но могу разузнать. Что там конкретно случилось?

***

Это было препаршивейшее утро. Небо было залито унылой хмарью, заляпанной темно-серыми пятнами облаков. Наместник проснулся со жгучим желанием не просыпаться. Вчерашнее умиротворение испарилось. Септимуса вновь одолевали сомнения.

Мирра сидела в кресле и мастерила себе юбку из занавески: штаны Септимуса она забраковала как "стрёмные". Наместник бросил взгляд на ставшее непривычно большим окно и тяжко вздохнул.

После завтрака они отправились к Веронике. Мирра заявила, что ей кровь из носу надо выслушать историю похода к дереву бур-бур в изложении всех выживших его участников, дабы составить целостную картину.

Вероника как раз меняла Гансу повязку. На столе, накрытый кипельно-белым полотенцем, прятался завтрак. Септимус хотел было отпустить пошлую остроту по этому поводу, но посмотрев на Веронику, промолчал.

Потом все вчетвером сели завтракать. Глядя на Мирру, бодренько уплетающую яичницу, Септимус заметил:

– Ты ешь?

Мира сдвинула брови и со смачным чавком проглотила кусок поджаренной помидорки:

– Намекаешь, что я толстая?

– Намекаю, что ты зеркало.

– Ну ты канчиль! Объясняла же: у меня материальное тело! Ты же не собираешься завтра помирать? Вот. Так что я могу с чистой совестью прочно материализовываться.

– Извини, - вставила Вероника, - а причем тут еда?

– Извиняю, - снисходительно кивнула Мирра.
– Я, видишь ли, создание нулевого измерения. Там обитают не только Темные Твари - как вы их называете. (Кстати, да, скоты те ещё!). Но также духи и прочие нематериальные сущности. Не важно. Суть в том, что кое-кто из нас умеет создавать материальное тело. Вернее его подобие. Видишь?
– она обвела себя ладонью.
– Это тело - точная копия человеческого. Почти точная. Я над этим работаю. Ты можешь ткнуть меня ножом. У меня пойдет кровь. Даже кишки вылезут, если живот распороть! Но при этом я не умру. Мне потребуется время, чтобы подлатать поврежденную оболочку, это да. Но убить меня, повредив мое материальное тело, нельзя! Эй, чего вы так припухли? Из-за кишок что ли? Ну вы даете! Тоже мне! Врач и два головореза!

– Так еда-то здесь причем, балаболка?
– одернул Мирру Септимус.

– А! Точно! Еда! Еда материального мира делает материальную оболочку ещё более материальной! Короче, чем больше жрешь, тем ты реальнее. Когда наш милый Септимус отбросит копыта и магическая связь между нами прервется, я ещё некоторое время буду пребывать в этом мире, пока мое материальное тело не истончится. Это быстрый процесс: максимум пара месяцев. Можно, конечно, конкретно самоубиться: например, сжечь себя, чтобы уничтожить материальное тело. Но я не сторонница крайних мер! Пфф! Опять эта тошнота на лицах!

С горем пополам закончили завтракать. Мирра увела Веронику в соседнюю комнату, чтобы выслушать рассказ о походе к дереву бур-бур.

Ганс и Септимус сидели в гробовом молчании. Время от времени из-за двери долетали горестные всхлипы Вероники: ей тяжко было вспоминать о произошедшем.

Наконец, из комнаты вышли невозмутимая Мирра и заплаканная Вероника. На допрос отправился Ганс.

– Ты как?
– мягко спросил Септимус Веронику.

Она только кивнула, уткнувшись ртом в платочек. Потом слегка подрагивающим голоском спросила:

– Вы тут не ссорились? С Гансом?

– Нет, - равнодушно бросил Септимус.
– Слушай, помоги мне: надо бы одеть эту чокнутую.

– Кого? Мирру? Ты что, до сих пор не купил ей одежду?! Невероятно! Не спорю: у нее много недостатков, но...

– Да, та ещё заноза в заднице!

– ...но она же отражение твоего сердца! Разве можно так себя не любить?!

Мирра и Ганс вышли в общую комнату. Ганс, разумеется, не плакал, но выглядел подавленным. Зато Мирра сияла энтузиазмом.

– Больше с вами никого не было? Ныне покойных я в расчет не беру.

Вероника, Септимус и Ганс дружно помотали головой.

– Хм...Странно, - пробормотала Мирра.
– Ну да фиг бы с ним. Да, хотела спросить: как вы меня нашли?

– Кто-то подбросил мне карту, - пояснила Вероника.
– Там было написано "Выход". Вот мы и решили, что это может быть как-то связано с...ну, с тем заклинанием вокруг Города.

– Так-так-так, понятно-понятно-понятно. Подбросили карту. Тебе. И больше никого не было...Хм...Ну, я пошла.